Мне бы в небо

Потом инструкции. Проверьте воздушные пути пострадавшей, жертва могла вдохнуть собственную рвоту. Не понимаю.

— Пальцем, — тягуче объясняет оператор. Удивительно, что она не говорит мне «детка». Я расспрашиваю о подробностях, о технике. Которым пальцем? Одним пальцем? В горло? В этой неразберихе я куда-то сунул мобильник и потерял его посреди роз и взбитых простыней. Он звонит через несколько секунд — автоматический обратный вызов — но сначала я выполняю более важное задание. Переворачиваю Алекс на спину — несомненно, это ошибка: жертва должна лежать на боку, чтобы стекала слюна; таким образом ее пищевод может исторгнуть постороннюю субстанцию — развожу челюсти и тычу двумя пальцами, средним и указательным.

Челюсти слабо смыкаются и жуют мои пальцы — она просыпается. Потом Алекс резко, по-собачьи, дергает головой. Укус.

— Какого хрена…

У нее огромные глаза. Как у Лазаря.

— Алекс, мать твою.

— Ты меня чуть не удушил. Вот черт. — Она подтягивает колени и снова сворачивается у изголовья в позе эмбриона. В углу, клубочком — как будто у меня нож. Впрочем, Алекс полностью в сознании. Телефон продолжает звонить.

— Ты так и не пришел, — говорит она. — И я уснула. Где ты был?

— С тобой все в порядке? Ты сама просила подождать.

— Но не два часа!

Телефон лежит рядом с ее рукой. Она хлопает по нему, и он замолкает.

— Я… — говорю я. — Я… — продолжаю я. — Я…

Пауза.

— Играл в карты? «Последний разок»? — уточняет Алекс, сгребает простыни и прикрывается. Телефон опять звонит. Она берет трубку, слушает и говорит:

— Все в порядке.

Она повторяет это до тех пор, пока даже я не убеждаюсь; на лице у нее — осознание моей ошибки, чужой ошибки, а потом — отвращение.

— Спасибо. Да… но все не так страшно, — говорит Алекс. — Он чересчур уверен в себе, потому и подумал… Он знает, что я принимаю успокоительное, но, видимо… Конечно, конечно. — Да они, кажется, поладили. — Он застрял в казино, а потом его замучила совесть, он на цыпочках вошел в номер и увидел… то, что хотел увидеть, или надеялся — не знаю. Бедная, бедная Джульетта. Если хотите кого-нибудь прислать на всякий случай — пожалуйста. Да. Хорошо. Она хочет с тобой поговорить.

Я объясняю, что никакого несчастного случая не произошло, выключаю мобильник и смотрю на свою возлюбленную. Если она зажгла все эти свечи, когда пришла, и тогда они были непочатые, а теперь уже догорели до конца, — удивительно, что я провел в казино лишь два часа.

— Вижу, ты получил мишку, — говорит Алекс. — От Полы. Моей подруги. Которую ты тоже не помнишь. Высокая. Носила широкие фланелевые брюки. Она решила, что это будет по-мужски.

— Пола, — говорю я. — Похожая на статуэтку. Та самая Пола.

— Когда я сказала ей, что видела тебя на рейсе в Рено, она ответила: «Прекрасно» — и попросила сведений о тебе. Ты ее взбесил. Она раздражительна. А еще — настоящий моторчик. Пола сказала, что собирается кое-что сделать, но не объяснила, что именно, хотя этот медвежонок — наверняка от нее, она уже дарила таких на Рождество, в тот год, когда нас уволили, — тогда мишки были популярны. Она вернулась в пиар и работает в Майами. Занимается модой.

— Наверное, мне лучше снять отдельный номер.

— Сними его для меня. Здесь бардак. Я хочу свежие простыни. Я потратила уйму денег на все это.

— Возможно, нам обоим лучше попросить другой номер.

— Наверное, ты думаешь, что я очень одинокая женщина. А еще ненормальная. Давай, скажи это.

— Нет.

— Ты пережил момент величия, да? Убийство отчаявшейся девственницы, — говорит Алекс. — Я знаю, на девять у тебя запланировано искупление грехов, но на твоем месте я бы позвонила и все отменила. Ты даже не заслужил свой крест, понимаешь? Ты льстишь себе, и это надоедает. Сними для меня другой номер. Что угодно. Даже не обязательно в этом отеле.

Я понимаю намек, когда оказываюсь в одиночестве и пытаюсь проделать несколько замысловатых бильярдных трюков. Я выбит из колеи и промахиваюсь. Шары не падают в лузы, просто катаются по столу, и это печально. Развлечения? Мне следовало бы полюбить «Вюрлитцер». Это — моя музыка. Хаггард. Баез. Хэнк. «Музыка кантри как литература». Мне говорили, что у меня есть задатки фолк-музыканта, и я в этом не сомневаюсь, но уже слишком поздно учиться играть. Я переключаю шумовую машинку на «ветер в прерии» и глотаю таблетку, найденную под раковиной, а вслед за ней — амбиен из кармана, чтобы подстраховаться.

Я звоню Алекс, в ее новый номер, тремя этажами выше, чтобы проверить, удобно ли она устроилась, и убедиться, что она не собирается убить меня спящим. Она отвечает из ванной, точнее — из туалета: я слышу шум унитаза, когда Алекс берет трубку. Я звоню оттуда же — мы на одной волне? — хотя уже успел нажать на слив. Нажимаю вторично, чтобы уподобить наши звонки; Алекс говорит, что снова собирается в город, и я, из чувства соперничества, говорю, что тоже собираюсь.

— В каком качестве? — спрашивает она. Это вопрос, который должен был задать я; именно Алекс перемещается как нечто неодушевленное.