Мне давно хотелось убить

Он кивнул, и она ушла. Стало еще тоскливее. Он вспомнил того человека, который сейчас находился у Жанны, и где-то в глубине души шевельнулась, словно просыпающийся дикий зверь, логово которого потревожили, глухая злоба… Это было не рассудочное чувство, а нечто сродни инстинкту, а потому более сильное и неодолимое. Кроме того, в нем проснулся собственник. Он понял, что наконец произошло то, что и должно было совершиться, – она призналась в своей измене. Безусловно, она жила с этим человеком, быть может, и даже наверняка, ПАРАЛЛЕЛЬНО с ним, Борисом. Иначе откуда у того ключи от квартиры и это желание передать Жанне деньги? Он покровительствовал ей, как покровительствовал когда-то неизвестный мужчина его другой женщине – Валентине. А разве может мужчина просто так, за здорово живешь, содержать женщину? Но кто он? Жанна его не боялась, хотя и старалась сделать вид, что испугана, что ничего не понимает… Но это он, Борис, ничего не понимал. Любовник Жанны, настоящий любовник Жанны, который имеет на нее куда больше прав уже по той причине, что содержит ее, наверняка знал о Борисе. Но тогда почему он позволил ей пустить Бориса в дом и даже в постель? Ведь он видел их вместе, лежащими в постели!

Должно быть, он женат и не может оставить свою семью.

Не исключено также, что он оплатит все расходы, связанные со свадьбой, свадьбой Бориса и Жанны! Неужели такое возможно? Возможно еще и не такое.

Жизнь потеряла всякий смысл. Единственный человек, ради которого он терпел весь этот обрушившийся на него ад, предал его.

Он сидел за столиком, положив голову на скрещенные пальцы рук, и разве что не стонал от навалившихся на него кошмаров. Как фрагменты черно-белой хроники, дрожащие и издающие при мелькании сухой моторный треск, мелькали перед ним женские окровавленные тела, какие-то сапоги со вставленными в них обрубками женских ног, плотные полиэтиленовые пакеты, набитые кусками расчлененного человеческого тела…

Когда перед ним появилась рюмка с коньяком и бутерброды с колбасой, он, откинувшись на спинку стула, внимательно посмотрел на стоящую перед ним по стойке «смирно» барменшу.

– Ты чего стоишь? – хриплым голосом спросил он, испытывая сильнейшую тошноту и желание выплеснуть коньяк в лицо этой готовой на все девицы. – Закрывай дверь…

– Дверь?.. – Она быстро оглянулась, словно проверяя, нет ли кого в кафе, кто мог бы им помешать.

Лицо ее пошло красными пятнами, а глаза подернулись дымкой. Это была похоть, замешанная на желании получить за удовольствие еще и деньги…

Заперев дверь кафе, она вернулась и застыла в ожидании его дальнейших приказов.

– Ложись на стол…

Но она медлила, она ждала денег. И он дал их ей, сунул смятую купюру в вырез трикотажной блузки.

– На какой стол? На этот?

– На любой…

Барменша суетливо принялась переставлять с одного стола на другой солонку, вазочку с салфетками, пепельницу… Приставив стул, разулась и легла спиной на грязную красную скатерть, плотно сжав ноги.

Борис взял в руки бутерброд, положил на него другой, выпил коньяк и быстрым шагом направился к выходу…

Один поворот ключа – и он на свободе.

* * *

Когда она это поняла? Когда?..

Та Жанна, не искушенная любовью, осталась в прошлом. И ничто уже не могло изменить необратимости хода событий.

В тот страшный день, когда она узнала о смерти мамы, все перевернулось в ее сознании. Она почти физически почувствовала, как изменилась. Даже дышать стала иначе, даже произносить отдельные слова… В ночь, когда мертвая Валентина лежала в гробу посреди гостиной, Жанна вошла в спальню, сдернула с зеркала белую простыню и внимательно посмотрела на свое отражение.

Она не испугалась бы, если бы за ее спиной возник призрак мамы, больше того – она его ждала. И он явился.

ОНА ЯВИЛАСЬ.

Мама была в своем любимом черном платье, грустная и ироничная; похлопав Жанну по плечу, она сказала, как если бы и вправду была живой:

– Жанночка, ты не останешься одна. Я оставляю его тебе.

И исчезла. Потрясенная Жанна долго еще вглядывалась в черную муть зеркала в поисках знакомого и такого родного лица, но с тех пор мать она больше не видела ни во сне, ни в своих фантазиях.

Значит, появление Бориса в доме было закономерным? Значит, ОНА знала о них?

Надо было срочно все забыть. И Борис, словно читая ее мысли, заранее отрастил бороду. Он сильно изменился и стал мало походить на того молодого парня, с которым встречалась Валентина.

После похорон они ни разу о ней не говорили, хотя каждый из них думал о ней, вспоминал.

Как все начиналось?

Жанна следила за ними, иногда даже нанимала машину и колесила следом, лишь бы увидеть ЕГО, хотя бы издалека, хотя бы мельком.

Дома, оставшись одна, она, разглядывая себя в зеркале, пыталась понять, почему он любит именно Валентину, а не ее, Жанну. Ведь они так похожи, только Валентина старше ее, и кожа у нее хотя и без морщин, но уже все равно не такая, как у дочери.

Жанна обманывала, когда говорила Земцовой, да и следователю, о том, что мама никогда не приводила «своего мальчика» домой. Еще как приводила! Да и как могла она не приводить, если у них такая огромная квартира!