– Ну надо же так вляпаться! Схватиться очертя голову за проект, вместо того чтобы все хорошенько проверить.
– Да, ты мне уже говорил.
– Какой-то дилетантский подход.
Словом, отец вел летопись моих неудач. Говорил и говорил об одном и том же и постоянно напоминал о самом неприятном. Когда он заводил эту песню, мои жена и дочь переглядывались и понимали друг друга без слов. Да и незачем тратить слова – все каждый раз разыгрывалось как по нотам. Я тоже вступал в молчаливый сговор, и всем нам было смешно. Или уже не смешно?
Элизе, кажется, здорово надоел этот семейный ритуал охаивания. А в тот вечер, как я заметил, ее раздражение перешло в новую стадию. Знаменитой каплей, которая переполняет чашу, может стать едва уловимое изменение в выражении глаз. Так вот, в тот вечер оно изменилось на каплю, и что-то выплеснулось через край. Добродушное лукавство вдруг обернулось едким презрением. Возможно ли? Такая малость отделяет разные миры, так проницаема и тонка граница между противоположными чувствами. Уже второй раз у меня возникло это чувство, первый был, когда жена помахала мне из окна.
Я сам давно не удивлялся бестактным или злобным выходкам отца и ждал их, как пассажир ждет свой поезд. С готовностью встречал знакомые вагончики на путях сообщения между нами – все те же фразы, пропитанные все той же желчью. Впрочем, это не совсем так. Ждать-то я ждал, но, дождавшись, все же каждый раз немножко удивлялся. Ибо с ребяческой наивностью надеялся: а вдруг сегодня все пойдет иначе. Ох уж эти надежды… неистребимые… и бессмысленные, потому что эмоционально наши родители подобны заводным куклам. Мама тоже не выходила из рамок своей роли и, как обычно, старалась сгладить острые углы:
– Отличный кускус.
– Спасибо. Я подумал, что это будет лучший вариант.
– Действительно очень вкусно, – сказала Алиса. – Почаще бы вот так.
На это пожелание никто не отозвался. Заговорили, как всегда бывает, когда родные люди редко видятся, о каких-то самых общих предметах и о политике. Это была опасная тема, но никуда не денешься, отец живописал нам мрачную картину мира, у которого нет будущего. Алиса шутливо его перебила, и он улыбнулся. Внучке прощалось все, вплоть до наглости. А мама не дала ему продолжить и заговорила о другом. Об их планах – они задумали отправиться в круиз по Средиземному морю.
– Ну, я еще не знаю… Как подумаешь – столько крушений, – сказал отец.
– Это все-таки редкие случаи, – бодро возразила мама.
– Слыхали про того мерзавца, который бросил свое судно и оставил людей погибать? Какая подлость!
Ну вот. Вместо того, чтобы поговорить о красотах Капри, хорватском побережье или острове Стромболи, мы были вынуждены слушать отцовский монолог о трусливом капитане парохода, затонувшего у берегов Италии. Зачем же я затеял этот ужин? Стало так плохо после МРТ, захотелось увидеть родителей и детей (по сыну я тоже соскучился). Моя обычная манера: я делаю именно то, чего делать не надо, принимаю опрометчивые решения. И каждый раз осознаю, что у меня не хватает чутья, только после того, как наломаю дров. На этот раз, однако, у меня были оправдания. Я боялся умереть. Признаться в этом? Поделиться своими страхами? Нет, мешала отцовская черствость. Пусть все остается как есть. Выставлять напоказ свою боль не по мне. Я не любитель театральных сцен. Меня опять подвела импульсивность, затея провалилась – что ж, не страшно. Как-никак мы собрались, а хлебнуть чуток семейного безумия даже приятно, все равно что курнуть косячок. За целую жизнь я свыкся с этим антуражем. В общем, я ничего не сказал о своей болезни, чтоб не мешать семейному механизму разваливаться в заданном ритме.
Итак, я старался держаться как ни в чем не бывало, но в какой-то момент мои силы иссякли – я больше не мог притворяться. Меня прошиб нервный тик, лицо задергалось в непроизвольных гримасах. От разговоров с отцом, от его дежурных расспросов о неудачном проекте разыгралась жгучая боль в спине. И ее уже было не скрыть.
– Что с тобой? Ты весь побелел, – сказала мама.
– Да, правда, – забеспокоилась Алиса. – В чем дело?
– Опять спина? – спросила Элиза.
Я кивнул. Мама спросила, что с моей спиной, но не успел я ответить, как вмешался отец:
– У меня тоже такое было. Как раз в твоем возрасте. Помню, ужасно болело… Спина – такое место… вот и тебе досталось… но я-то занимался плаванием, и у меня были приличные спинные мышцы…
Он снова пустился в рассказы о себе. Надо же, я никогда и не знал, что у него в моем возрасте тоже болела спина. У нас так мало общих точек. Но вряд ли это было то же самое. В его-то случае, наверное, обошлось прострелом, а мне достался рак.
Жена помогла мне дойти до дивана, я лег.
– Я думала, у тебя все проходит, – сказала она.
– Ну да, проходит… это только сейчас так прихватило…
– Надо сходить к остеопату.
– Схожу. У Эдуара как раз есть знакомый.
– Вот и надо пойти. Ты только говоришь, но ничего не делаешь.
– Схожу.
Подошла мама:
– Ну как? Я за тебя волнуюсь.
– Уже лучше, – ответила вместо меня Элиза. – Ему делали рентген – ничего страшного. Вот собирается теперь к остеопату.