Мне лучше

Он не ответил. Я обозлился от боли. Или еще от досады? Я так надеялся на этого врача. А он… По-моему, он мял мне спину совершенно бестолково, действовал наугад, в расчете на чудо.

– Примерно через час. Постарайтесь отдохнуть и избегать нагрузок, – все же отозвался остеопат.

– Это не так просто.

– У вас внушительное затвердение, которое трудно размять.

– Я так и понял. И что же делать?

– Вам нужен отдых. А дня через два-три, если боль не утихнет, приходите опять, я постараюсь ее снять.

Нет уж, больше я сюда ни ногой! Чтобы опять терпеть такую боль? Поспешно, словно вор, я выскочил из кабинета. Что бы еще придумать, чтобы полегчало? Способов оставалось все меньше. Не мучиться же так всю жизнь! На улице стемнело. Я взял такси. Открыл окошко. Меня обдувало городским воздухом. Всю дорогу спина беспощадно болела. На каждом светофоре я приказывал себе – держись! Надо продержаться до дому, а там – приму лекарство и лягу. Я еще не знал, что из этого ничего не выйдет.

36

Интенсивность боли: 9

Настроение: озлобленное

37

Поначалу я не почуял ничего особенного. Даже когда увидел, что машина жены стоит около дома, а в окнах нет света. Может, ей понадобилось сбегать за чем-нибудь в ближайший магазин, или она зашла к соседке. Я вошел в квартиру, положил ключи на комод в коридоре и стал подниматься по лестнице. Всего несколько ступенек отделяли меня от спальни и таблеток. И этот бесконечный день останется позади. Каждый шаг давался с трудом. Как будто я тащил тяжелый груз. На третьей ступеньке остановился передохнуть. И вдруг из гостиной послышалось что-то странное: будто кто-то натужно дышал.

– Кто там?

– …

Никакого ответа. Я забеспокоился. Звуки не прекращались – там явно кто-то есть. Воры – было первой моей мыслью, однако я ее тут же отбросил: судя по звукам, человек в гостиной даже не шевелился. Я снова спросил – кто там? И снова никто не ответил. Ну вот, всего два шага до постели и до избавления, а надо разворачиваться и идти смотреть, в чем дело. Я медленно пошел назад (конечно, идти быстро я и без того не мог, но тут еще и опасливо крался). Из коридора осторожно, чтобы остаться незамеченным, заглянул в гостиную. И увидел темную фигуру.

– Элиза, это ты?

– …

– Элиза?

– Да, – еле слышно сказала она.

Я хотел зажечь свет, но не стал. Если Элиза захотела сидеть в темноте, на то была причина. Я подошел поближе и понял, что за звуки услыхал еще на лестнице: Элиза плакала.

– Что случилось?

– …

– Что такое? Скажи мне…

– Папа…

– …

– …умер.

Я так боялся этого, особенно в долгие месяцы его болезни. Знал, каким потрясением станет для Элизы эта смерть. Она безмерно любила отца и всегда оставалась его девочкой, папиной дочкой. Я совершенно растерялся. Попробовал как-то утешить ее, но она впала в оцепенение. Руки, плечи, все тело – как каменное. Я гладил ее по голове, не находя слов. Что скажешь в таких случаях? Надо просто быть рядом. Удар был тем страшнее, что мы его совсем не ждали. В те ужасные месяцы, когда отец болел раком, Элиза была готова к худшему. Понимала, что он может умереть. Но потом болезнь отступила, вместе с ней ушло тревожное ожидание. И вот теперь, после долгой борьбы и сказочного исцеления, он внезапно умер.

– Он упал…

– Что?

– Поскользнулся на лестнице, упал и сломал шею.

Невероятно. Только не отец Элизы! Такой нелепый конец! Вот уж кто никогда не падал, кого невозможно сбить с ног. Ему никогда не изменяла стойкость. Он оставался стойким даже в болезни, даже на грани смерти. И первое падение оказалось роковым. Просто какая-то насмешка! Всегда такой жизнелюбивый, энергичный человек – и вдруг поскользнуться и насмерть…

– Надо ехать, – всхлипнула Элиза.

– …

– Мама нас ждет.

Однако у нее, похоже, не хватало сил пошевелиться. Еще довольно долго мы сидели в темноте. А между тем спина перестала болеть. Трагический поворот событий прогнал недомогание. Физическую боль затмило горе. Я всей душой и телом сострадал Элизе. Впрочем, нет, если честно, не всей. Кое-что не выходило из ума, кое-что, в чем стыдно признаться. У жены такое несчастье, а я думал о поездке в Санкт-Петербург. Что же я за чудовище? Как же я мог? Дня через три-четыре будут похороны тестя, и, значит, мне придется отменить свою вылазку. Конечно, возможность вырваться на волю грела мне душу. Но разве это так важно? Почему мысль об этом мелком удовольствии оказалась такой цепкой? Ведь я прекрасно знал, что нашу затею можно отложить. Эта отмена ничего не значила по сравнению с тем, что стряслось. Да, знал, но, несмотря ни на что, все время, пока ласково утешал Элизу и с жалостью смотрел, как она мучится, думал только о своем. Гнусно высчитывал: если не затягивать с похоронами, я еще могу успеть. Постыдные мыслишки. Какой же муж оставит жену, которая только что похоронила отца! Но как бы сильно я ей ни сочувствовал, а не переставал заботиться лишь о себе, о своих ничтожных планах.