Он утратил дар речи – как это походило на меня! Мы оба не выпускали наружу слова. Своего рода наследственный словесный запор. Я успокоил Поля, сказал, что все отлично уладилось. Мы решили забросить вещи к нему домой. Он снимал квартиру в Вильямсбурге, модном квартале Бруклина, пополам с другим студентом из Парижа.
– Вы не будете чувствовать себя чужими. Здесь много французов, – сказал Поль.
И правда, повсюду звучала французская речь. Странное дело – ехать за тридевять земель, чтобы чувствовать себя как дома. Но Полю нравилось это ощущение. Такое не редкость – любить свою страну за ее пределами. К концу нашего здесь пребывания я понял. Сталкиваться с французами на улице, заводить дружбу с людьми, имеющими общие с тобой корни, – все это ослабляет головокружение у иностранца. А в Нью-Йорке голова кружится на каждом шагу.
Квартира у Поля оказалась меньше, чем смотрелась на фотографиях. Я думал, мы сможем остановиться у него, но, очутившись на месте, засомневался.
– Да нет, мы поместимся, – сказал Поль. – Ты ляжешь у меня, а мы с Алисой поспим на диване в гостиной.
– Запросто, – кивнула Алиса.
Ладно, в конце концов как-нибудь перетерпим. Пришел сосед Поля по квартире; казалось, его ничуть не стесняет наше присутствие и даже то, что мы задержимся на несколько дней. Он вообще витал где-то в своем измерении, вдали от житейских тревог. Гений информатики, Эктор был из тех студентов, чьи математические способности обратно пропорциональны их зрелости. По словам Поля, на языке у него были только алгоритмы и дроби. Но вдруг что-то такое промелькнуло у него во взгляде. Как будто он делал над собой физическое усилие, чтобы казаться общительным. Он заулыбался какой-то приклеенной улыбкой, выдавил из себя пару общих фраз о городе. Далеко не сразу до нас дошло, что виной этому кардинальному и внезапному преображению была Алиса. Говоря, он то и дело посматривал в ее сторону и сопровождал эти взгляды судорожной улыбочкой. От напряжения у него выступили бисерины пота, и я сразу проникся к нему участливой нежностью. С чувством, что выполнил космически сложную задачу (поддержать разговор с участием девушки), он удалился к себе в комнату к уютному покою цифр.
В тот вечер нам с Алисой совсем не хотелось спать. Хотя, учитывая разницу во времени, во Франции уже была поздняя ночь, а я обычно любил ложиться пораньше. Все же мы здесь иностранцы, и даже с собственным телом потеряли связь. Поль предложил поужинать в пакистанском ресторанчике неподалеку. Отличная идея! Как только мы заняли столик, я ощутил какой-то странный запах – как будто пахло подпорченным мясом. Недаром ночью у меня разболелся живот, – впрочем, может, виной тому острая пища: все, что мы заказали, было огненно-жгучим. Под стать была и атмосфера – жарко как в пекле. Хозяин заведения объяснил нам, что кондиционер сломан, а резервный вентилятор недавно украли. Купить новый он, к сожалению, не в состоянии, на дворе кризис. Все это, разумеется, переводил сын – я не очень хорошо понимал его ломаный английский. Вдобавок парочка за соседним столом непрерывно выясняла отношения, так что мы еле слышали друг друга. Судя по всему, проблемы у них были нешуточные, – им бы сюда Софи Кастело. Оба кричали в голос, но лиц я не мог разглядеть: мешал граненый шар, отбрасывавший на посетителей цветные блики. Вроде как в ночном клубе – только я не понимал, зачем вешать такую штуковину в ресторане; желтые и оранжевые отблески изрешечивали ужинающих и подсвечивали желтые стены, местами украшенные несусветной пачкотней. Убранство было откровенной данью китчу, торжеством китча – картины, изображающие коров или куриц, усачей и одногрудых девиц. Наверняка художник, ну, в общем, парень, который все это намалевал, был чьим-то двоюродным братцем, из тех вечно болтающихся без дела горе-дарований, что водятся в каждой семье или в каждой общине. Пакистанский художник из Бруклина. Спустя некоторое время я начал усматривать в этом убожестве свою притягательность. Но потом был вынужден переключиться на спину, потому что боль снова смутно напомнила о себе. Главным образом из-за стула – редкостная рухлядь, у которой даже сиденье было кривое, так что не усядешься на две ягодицы сразу. Точно едешь на лыжах в положении сидя… кошмар да и только. В общем, я это все к тому, что провел со своими детьми в нью-йоркской забегаловке один из самых прекрасных вечеров в моей жизни.
6
7
Это была одна из тех странных ночей, когда толком не понимаешь, где сон, где явь. Грань между сознательным и бессознательным была зыбкой, как никогда. Одно могу сказать точно: мне снилась женщина. Но невозможно понять, кто она. И все же я где-то видел это лицо. Может, то была приглянувшаяся мне актриса или просто мелькнувшая на улице незнакомка. Или тогда уж прихотливая смесь многих женщин. В этом сне не было ничего особенного. Она сидела рядом и держала меня за руку. Я физически ощущал исходившее от нее спокойствие.