Горячее желание занести её в чёрный список привело к неприятному открытию, что у меня нет номера её телефона. Дылда не оборачиваясь ускакала в закат, так что единственный вариант – её верный хахаль Степанов. Догнал после урока, а тот перепугался, как беглый заяц – парнишка явно решил, что нежданно-негаданно нарвался получить в репу, и вжался в стену, тревожно озираясь. Так себе кавалер, неужели её тянет к хлюпикам вроде него?
– Привет, – стряхнул несуществующие пылинки с его куртки, а он нервно сглотнул и постарался расправить покатые плечи и по-боевому выпятить грудь, – не поделишься телефончиком Дылды?
– Э-э-э… Чьим телефоном?
– Твоей закадычной подружки, с которой вы не разлей вода. Она с тобой сегодня сидела. Не делай вид, что ты в танке, тебе не идёт.
– Я не понимаю, о ком ты говоришь, – Степанов часто заморгал и наконец перестал дрожать, а потом поднял руку и аккуратно убрал мою, зависшую над его туловищем.
– Что за фигня? – еле сдержался, чтобы не вытрясти ответ силой.
– Почему бы тебе не заняться чем-то более привычным? Не знаю, пойди к своим друзьям, что ли, – а наш трусишка всё смелей – дошло, что реальной угрозы нет. Хамит.
Но Степанов всё-таки мужик! Вот так внаглую объявил, что не понимает, о ком я. Нет, я не дурачок и подтекст уловил сразу – он намекнул, что я для Дылды плохая компания. Тоже мне, моралист выискался. Смешно, но я почувствовал у нему нечто вроде уважения – по крайней мере, он не побоялся лезть на рожон ради своих фальшивых ханжеских убеждений.
Похлопал его по плечу, придавливая чуть-чуть сильнее, чем надо, и с усмешкой отошёл – пускай живёт пока. Не очень-то мне был нужен этот телефон. Обойдусь без чистоплюек и их друзей благородных кровей. Кстати, она и его кинула – убежала, не попрощавшись.
Звонок от мамы моментально вывел из равновесия – уже прошло несколько месяцев с тех пор, как можно не бояться услышать чужой и официальный голос вместо уставшего и печального её, но нутро привычно окаменело от знакомой мелодии. Надо бы сменить на телефоне её музыку, раз мама вроде как жива-здорова, но это кажется дурной приметой, так что я терплю и жду, когда оно само пройдёт. Не проходит.
– Сынок, ты не мог бы заехать сегодня?
Мнимый энтузиазм в её интонации я разобрал тут же – за последний год научился читать любые оттенки того, как она говорит, как дышит и как изображает наигранный оптимизм.
– Мам, что случилось? Скажи мне.
– Это не телефонный разговор. Не пугайся, всё хорошо. Правда. Просто я хочу увидеть тебя и поговорить.
Меньше всего мне нравятся вещи, о которых нельзя говорить по телефону. Чаще всего они гораздо хуже тех, что ты можешь вообразить, пока не было этого самого звонка. Но всё-таки не настолько плохи, как кошмары, многократно представленные после.
Я прыгнул в свою тачку и помчал прямиком к маме – чем скорее всё узнаю, тем проще.
Мама открыла дверь и виновато улыбнулась – голос глухой и надтреснутый, но в целом всё смотрится неплохо. Уж точно намного лучше, чем раньше – в отдельной палате и с трубками. Теперь она почти прежняя, только грустная и стриженая.
Она знала, что я волнуюсь, но всё равно оттягивала разговор, пихая в меня домашнюю еду и расспрашивая об учёбе. Я старался не сорваться и терпеливо отвечал и даже зачем-то упомянул, что поругался с Лисой. Не буду же я расписывать, как Дылда меня бесит.
Мама погладила по голове и пожалела, обещая, что мы обязательно помиримся. А то я не знаю! Давила на необходимость войти в положение, у неё же ушёл отец. Чья бы корова мычала! И вот тут мы подошли к тому самому.
– Мы с твоим папой… Пришло время всё оформить. Думаю, ты понимаешь.
Слово «развод» так и не прозвучало, словно от этого легче, словно можно вообразить, что всё в порядке. Лгуны.
– Мам, это ваше дело. Моего понимания и согласия не требуется.
– Ну… – она протянула разочарованно, как будто ждала реакции поприличней. – Когда ты женишься и у тебя будут дети, ты поймёшь, как это всё сложно.
– Женюсь? Дети? Ты сейчас серьёзно? Ты правда думаешь, что я когда-нибудь женюсь после всего, что вы натворили? Что за бред вообще?
Она вздрогнула, как от удара, и я понял, что снова облажался. Ей больно, а я просто гений утешения.
Степанов вызвался помочь с адской вечеринкой – сказал, что такой красивой девчонке рискованно в одиночестве обходить соседей на предмет лишних стаканов и стульев, тем более в таком доме, как наш, где сплошь молодёжь, а не добропорядочные бабульки с шерстяными клубками и кошками. Вообще-то это даже смешно – сама идея, что это мне, а не им следует бояться, показалась такой… милой. Невероятной. И настолько трогательной, что захотелось немедленно расцеловать сутулого и худого Степанова, а он жутко покраснел, когда я чмокнула его в щёку и пальцем вытерла мнимый след от помады – замечала, что так делают другие девушки, и всегда хотела повторить.
А потом я почему-то вспомнила про Данилу и разозлилась сама не знаю на что, но погнала эти глупые мысли прочь.