Мне не всё равно

В 1996 году в Самаре начала работать группа волонтеров — врачей и медсестер, которые стали оказывать хосписную помощь на дому. Через два года они зарегистрировали Автономную некоммерческую организацию «Самарский хоспис». Сейчас, кроме выездной службы на дому, хоспис имеет стационар (четыре одноместные палаты). Организация существует на пожертвования, спонсорскую помощь и гранты. За время работы этот общественный хоспис помог более 1700 инкурабельным онкологическим больным, оказывая им и их близким медицинскую, социальную, психологическую и духовную помощь.

Ольга Осетрова, главный врач АНО «Самарский хоспис»

Главное, что привело меня, профессионального врача, к этой деятельности, — конечно, сострадание и желание помочь. Когда, с одной стороны, ты видишь умоляющие о помощи глаза пациента, слышишь слова родных: «Помогите, мы умираем вместе с ним, хотим помочь, но не знаем как!», а с другой — понимаешь, что есть способы помочь, есть схемы обезболивания, можно остановить рвоту, лечить пролежни, есть возможность поддержать достоинство умирающего, сохранив здоровье его семьи, что ты выберешь?

Работа в хосписе дает очень много, всего и не опишешь. Прежде всего осознание, что ты действуешь как врач и как христианин, по-настоящему помогаешь по-настоящему нуждающемуся. Работая здесь, испытываешь чувство сопричастности большому хорошему делу. И начинаешь совсем по-другому ценить жизнь и здоровье близких, понимая, что в этой жизни главное, а что — совсем пустое.

Звезда

Здесь почти нет прохожих, хотя совсем рядом сверкает огнями главная туристская улица с нескончаемым потоком людей, говорящих на всех языках. Наташа шепотом повторяет французские глаголы в прошедшем времени:

— jʼai vu, tu as vu, il а vu...

Язык дается трудно, но сдаваться нельзя, и Наташа использует каждую cвободную минуту для повторения.

В тишине звонко раздается cтук ее каблуков. Накрапывает дождь, и свет фонаря вырезает косой серебристый лоскут из уличной темноты. Из-за угла выходят мужчина и женщина средних лет. Женщина, старательно подбирая слова, спрашивает по-французски дорогу к Триумфальной арке.

Наташа улыбнулась:

— Вы русские?

— Да... И вы — тоже?

— Тоже, но уже третий год живу в Париже, и дорогу к Place de lʼEtoilе знаю хорошо. Это недалеко, вот за тем поворотом вы увидите Арку.

Наташа прощается и вот уже снова бубнит тиxoнькo французские глаголы в прошедшем времени:

— je savais, tu savais, il savait, elle savait...

Наверное, надо искать такси — до ее квартиры еще довольно далеко, а дождик, кажется, зарядил надолго. Но так хочется еще погулять в одиночестве, так редко получаются такие прогулки!

Вечером был очередной показ, но не тяжелый и не долгий — повезло. Вот накануне Наташа была измотана до предела: стареющий Кутюрье желал во чтo бы то ни стало поразить воображение пресыщенной публики и подготовил коллекцию немыслимую по сложности, изломанную, неудобную для показа, требующую тяжелого грима и диких причесок. Кутюрье нервничал, кричал, докучал придирками. Наташа впервые видела такое очевидное и одновременное проявление любви и ненависти к публике, к этим ценителям моды, от мнения которых мастер зависел всю свою жизнь... Насколько она знала, у Кутюрье никогда не было семьи — ни в традиционном, ни в ином понимании этого слова, не было никаких занятий и увлечений, кроме Моды. Глядя на его нынешние мучения, на тщетную попытку остановить изменившее ему время, Наташа поклялась себе, что никогда не станет заложником подиума, равно как и любого другого единственного дела, как бы ни хотелось добиться успеха, известности и денег.

— jʼai compris, tu as compris, il a compris, elle a compris...