Мне не всё равно

— Так ведь и машины у калитки — не «Жигули», а джипы навороченные, «Ягуары» и «Бентли»... Нет предела совершенству, нет лимитов у зависти. Поэтому и на Западе, где давно научились и много лет успешно проводили всякие благотворительные базары, аукционы и балы, сегодня готовы отказаться от них, — в глазах многих людей все это выглядит забавой богачей, развлечением элиты... А ведь на Западе нет такого азиатского, такого чудовищного имущественного расслоения! У них, у развитых, самые богатые и самые бедные хоть в каком-то взаимодействии находятся, хотя бы в бинокль друг друга видят, а в России разрыв такой, что одни других в телескоп не разглядят... В том смысле, что слои эти живут настолько отдельной жизнью, что даже и представить себе не могут ничего другого. Катя в какой школе учится?

— В частной, на Рублевке, — машинально ответила Нелли и добавила раздраженно: — По-вашему, я должна была отправить ее в какую-нибудь районную, затрапезную? Чтобы ей завидовали, чтобы травили, чтобы не с кем было общаться?

— Подозреваю, что в школе, куда Катя ходит сейчас, есть другие проблемы: как бы не хуже одеться, чем другие, как бы машина, на которой меня привозит водитель, не была дешевле, чем у других...

Нелли хотела что-то мне ответить, но махнула рукой и засмеялась. Катя поправила пиджачок известной фирмы и побежала к знакомым девочкам. Я же вдруг обратила внимание на Андрея, который до сих пор не вставил ни словечка, а между тем слушал наш разговор довольно внимательно.

— Андрей, а вы занимаетесь благотворительностью? У вас же вроде довольно крупный бизнес...

Андрей усмехнулся:

— Наивные вы... Неужели не понимаете, что у большого бизнеса частной инициативы практически быть не может! Куда власть велит, туда и направляем деньги, причем в тех объемах, какие требуются. Надо на спорт — перечисляем на спорт; пошла мода на повышение рождаемости — стали отстегивать на всякие детские программы. А если откажешься — жди неприятностей. У власти есть много возможностей испортить жизнь и развалить бизнес. Не таких инициативных обламывала.

— И что? — не успокаивалась я. — Неужели вы не поддерживаете хоть какую-то благотворительную программу по собственной инициативе?

— Поддерживаю, но стараюсь делать это тихо, без рекламы.

— Это по-христиански, — уверенно сказала Нелли, — добрые дела надо делать тихо.

— Да при чем тут христианство! Просто даже перечислять деньги — большая бюрократическая морока, и — жди налоговиков. которые всегда правы и всегда голодны. И потом... мне все-таки кажется, что человек сам виноват в своем счастье или несчастье. Благотворительность культивирует иждивенчество, консервирует застой. В той же Америке хваленой уже не знают, что делать с целым поколением бездельников, выросших на социальные пособия. И к отсталым странам не надо лезть со всякой там гуманитарной помощью, поскольку, пройдя через кризис, страна имеет шанс «выздороветь», выдвинуть своих лидеров, рвануть в развитии. А если добрые дяди начинают раздавать еду, если разворачивают госпитали, куда приезжают работать самоотверженные врачи, если списывают бедненькой стране долги, то все так и будет продолжаться многие годы. Очень быстро начнется спекуляция гуманитаркой и похищение волонтеров.

— Ваши рассуждения всем хороши, — сказал Дмитрий Иосифович, — но в теории. A на практике, пока такая страна самостоятельно пробивается к светлому будущему, погибнут десятки тысяч детей, стариков и женщин. От голода и болезней. Презираемые нашими патриотами западные либеральные ценности исповедуют бережное отношение к каждой человеческой жизни. А у нас по-прежнему: лес рубят, щепки летят! И никого не жалко...

— Нет, жалко, но только конкретного несчастного человека, — снова включилась в разговор Нелли, — я вот милостыню часто подаю. Вижу человека, сочувствую ему и подаю...

— Ну да, а он сидит с протянутой рукой у подола вашей дорогой шубы и думает: вот, грехи замаливает своими копейками! Совесть усыпляет барыня... — Дмитрий Иосифович потянулся за сигаретой, но так и не взял ее, сообщив окружающим, что недавно бросил курить, но иногда об этом забывает.

Пачка сигарет принадлежала Андрею, он закурил и сказал:

— А я на улице милостыню не подаю. Сознательно. Именно потому, что уверен: попрошайка скажет «храни тебя Господь!», а сам будет ненавидеть тебя. Его темная энергия может сильно повредить моей ауре.