Дмитрий застыл, не зная, что сказать или думать, но, стоило встретиться с испуганным взглядом Натали, увидеть её бледное, серое почти лицо, как сомнения испарились, осталась лишь тревога.
— Простите, — с трудом проговорила Натали, чувствуя невероятную слабость. Казалось, нос только сейчас начал различать десятки ароматов и запахов, приятных и отвратительных. И её вновь замутило, но пустой желудок лишь сжался в болезненном спазме.
— Вернёмся домой, — обеспокоенно проговорил Дмитрий, беря её под руку и прижимая к себе, чтобы не упала. Натали слабо кивнула, позволяя себя увести, но по ступенькам подняться не смогла, и граф, легко подхватив её на руки, понёс на виллу, то и дело бросая испуганный взгляд. Голова перестала кружиться, и мир снова обрёл чёткость и ясность, но Натали всё ещё боялась открыть глаза, дыша медленно и глубоко, пытаясь разобраться в причинах внезапной слабости. Ноги коснулись земли — Дмитрий осторожно поставил её и подвёл к парапету, опоясывавшему террасу.
— Вам лучше? — Он выглядел таким встревоженным, что в пору было улыбнуться, но самой Натали было не до смеха. Она напряжённо размышляла, вспоминая, что могла съесть или выпить накануне, но в голову ничего не приходило, да и здоровьем Натали всегда отличалась отменным. В последнее время, конечно, нервы расстроились, но здесь к ней вернулся спокойный сон и тревожность отступила почти полностью…
— Быть может, стоит вызвать врача? — Дмитрий пытался сохранять спокойствие, понимая, что ничего страшного не произошло, но выходило с трудом. Он столько историй слышал о том, как болезнь сводит в могилу ещё вчера совершенно здоровых людей! И родители, сгоревшие от тифа, невольно встали перед глазами.
— Не стоит, — улыбнулась Натали. — Мне уже гораздо лучше.
— Позвольте мне всё же упорствовать в этом, — непреклонно сказал граф. — Хотя бы для того, чтобы успокоить самого себя.
— Только ради вашего спокойствия. — Натали посмотрела в его испуганные глаза, и сердце невольно захолонуло от жалости. К себе ли, или к нему — она не знала.
Пока дожидались врача, Дмитрий настоял, чтобы Натали непременно легла, и сел рядом, бросая тревожные взгляды и не обращая внимания на её уверения о том, что всё в порядке. Подскочив, едва на пороге возник местный эскулап, он сбивчиво попытался рассказать, что произошло, но врач, представившийся Валерием Николаевичем Доржецким, решительно пресёк его красноречие.
— Я здесь, молодой человек, уже второй год практикую, а до этого имел хорошую практику в Москве. Уж поверьте, вы передаёте свою супругу в надёжные руки.
И он уверенно выставил Орлова за дверь. Спустя четверть часа Доржецкий вышел, довольно улыбаясь, подошёл к графу, нервно мерившему шагами гостиную, и сказал:
— Все ваши тревоги и страхи совершенно беспочвенны.
— Она не больна? — По телу разлилась слабость, и Дмитрий не смог сдержать улыбку.
— Нет, что вы. — Валерий Николаевич по-отечески похлопал его по плечу. — Она в положении.
— Что? — Ноги всё же подкосились, и Дмитрий буквально упал в кресло, невидящим взглядом уставившись перед собой.
— Ну-ну, молодой человек, не делайте такое лицо. — Врач добродушно усмехнулся. — Всё будет хорошо, графиня — совершенно здоровая женщина, недомогания её вскоре пройдут, а пока я могу лишь порекомендовать больше гулять на свежем воздухе, чего у вас здесь, — он выглянул в окно, за которым плескалось море, — более, чем достаточно. В путь, правда, советую отправляться не ранее, чем через месяц. Во избежание, так сказать.
Он ещё что-то говорил, но Дмитрий не слышал, — кровь грохотала в ушах. Бессилие, злость на судьбу, на себя, на Натали — внутри клокотал вулкан чувств и эмоций, поглощая под собой всё светлое, что распирало грудь несколько часов назад, казалось, в прошлой жизни. Она встречалась с ним, но когда? Отчего не сказала? А должна ли вообще говорить о подобном? Должна. Он ведь её муж! Нет, он никто. Никем был, никем и останется.
Доржецкий давно ушёл, в гостиной стало тихо, только часы оглушительно тикали, да шумело море. Глупец. Что он себе вообразил? Зачем вообще взвалил на себя ношу, теперь оказавшуюся непосильной? О какой взаимности может идти речь, если теперь он… она… Дмитрий уронил лицо в ладони и яростно сжал их, запустил пальцы в волосы. Мучительный стон сорвался с губ, хотелось зажмуриться крепко, чтобы ничего не видеть. Хотелось, чтобы голова лопнула прямо сейчас под его руками, чтобы не осталось больше ничего. Чтобы от него больше не осталось ничего…