Это была их первая встреча. Слишком рано, ещё по живому, по ранам, что не успели даже начать затягиваться. Натали показалось, что время застыло, звуки утихли и даже свет стал слабее. Только в ушах что-то протяжно звенело. А в следующую секунду он встретился с ней взглядом, застыл на короткий миг, грустная улыбка скользнула по губам, и вот цесаревич уже отвернулся, здороваясь с канцлером.
Натали знала, что будет тяжело, но не подозревала даже, что настолько. Словно кто-то со всей силы ударил в живот, выбил весь воздух из лёгких, выбросил, как рыбу, на берег, заставив беспомощно открывать рот в надежде вздохнуть снова. Он был рядом, совсем близко, родной, из её снов, из её прошлого. И Натали тянуло к нему, словно магнитом, и взгляд то и дело выхватывал его в толпе, пока не наткнулся на другой, взволнованный, — принцессы.
— Боюсь, нам надо подойти и выразить своё почтение. — Дмитрий возник из-за спины, подставляя локоть и уверенно подводя Натали к Александру и Марии.
— Ваше высочество. — Натали присела в неглубоком реверансе, протягивая руку для поцелуя. — Не ожидали вас встретить сегодня.
— Это была моя идея, — сказала Мария, скользя лихорадочным взглядом от мужа к Натали и обратно. Но оба они упорно отводили глаза, смотря куда угодно, только не друг на друга. Александр мазнул губами по её руке и тут же отпустил, пробормотав:
— Не самая удачная.
— Я рада видеть тебя в добром здравии, — вновь заговорила Мария, нервно улыбнувшись. — Говорят, ты была нездорова.
— Спасибо, теперь всё в порядке. После вашего визита мне стало гораздо лучше. — Натали вложила в улыбку как можно больше сердечности и вновь присела. — С вашего позволения.
Дмитрий кивнул, уводя Натали как можно дальше, пока она вцепилась в его руку, даже не заметив этого. Сердце рвалось обратно, к нему. Просто стоять рядом, слушать голос, быть может, обменяться парой ничего не значащих фраз. Чувствовать его, дышать им. Жить им.
— Быть может, вы хотите домой? — тихо спросил Дмитрий. Натали встрепенулась.
— Так скоро? Что подумает княгиня?
— Что вам стало нехорошо. А может, — он склонился к её уху, пронзая глазами княгиню Черкесскую, — что муж-самодур увёз вас домой, изнывая от ревности.
Натали невольно улыбнулась, покачала головой.
— Вы действительно желаете себе подобной славы?
— А вы действительно сможете провести здесь всю ночь? — Дмитрий почувствовал, что начинает раздражаться. Что за склонность к причинению боли самой себе? Натали приподняла бровь и холодно улыбнулась:
— Вы во мне сомневаетесь, граф?
Она должна была это пережить. Чтобы доказать самой себе, что сможет. Чтобы сделать крохотный шажок к новой жизни. И она старалась, хотя чувствовала его взгляд на себе. Он прожигал сквозь платье, горел на коже, проникая к сердцу. Подойти бы ближе, коснуться руки, хотя бы мимолётно… Ради чего она лишила их этой малости? Ради того, чтобы сейчас со спокойным равнодушием смотреть в глаза принцессе? Стоило ли оно того? Они больше не принадлежали друг другу, но тянулись, невольно, раз за разом оказываясь рядом.
— Это невыносимо, — прошелестело прямо над ухом. Натали вздрогнула, но Александра уже не было рядом — он успел отойти на несколько шагов и теперь непринуждённо разговаривал с отставным генералом. По телу пробежала дрожь, обдала знакомой, тёплой волной, сворачиваясь внизу живота. Натали прикрыла глаза, коротко выдохнула и тут же их распахнула, находя взглядом мужа. Нет, она не станет заново через всё это проходить. Снова обманывать, скрываться, потому что вновь выплыть из этих чувств не сможет. Ещё одно слово, один жест — и она станет молить о том, чтобы они снова были вместе…
— Прошу вас, мне нужно домой, — прошептала Натали, когда Дмитрий подошёл. — Вы можете остаться, а я вернусь.
— Не говорите ерунды. — Орлов поджал губы, ища цесаревича, но того поблизости не оказалось. Неужели они договорились о чём-то?.. Волна злости поднялась изнутри, резкая, вспыхнула в голове, застилая глаза красным. — Мы вернёмся вместе.
Натали покорно склонила голову, позволяя отвести себя к княгине, чтобы попрощаться. Они ждали карету молча, думая каждый о своём. И если Натали пыталась вернуть с таким трудом приобретённое душевное равновесие, то Дмитрий буквально задыхался от ревности. Он подозревал, конечно, что подобное может произойти, но это оказалось больно. Как и всегда больно — отдавать её ему, самолично подводить к спальне, оставаясь за дверью. Снова говорить себе о том, что надо надеяться. Но на что, ради Бога?!