Мне нельзя тебя любить

— Вика, — вкрадчиво начинаю, стараясь унять бушующие эмоции. — Ты в своих стремлениях иногда переходишь все грани. Начнем с того, что такие фотографии — это вмешательство в частную жизнь, а оно наказуемо.

— А мы ни в чью частную жизнь не вмешивались, — язвительно отвечает. — Мы не караулили Самойлову голой на яхте, мы не снимали ее из кустов, мы не публиковали снимки на своих ресурсах и в своих соцсетях.

Шумно выдыхаю через ноздри, впиваясь ногтями в обивку кресла. Пока я тут развожу демагогию с Викой, все мужики Печорска смотрят на мою Иру без белья. И мне это не просто не нравится. Это приводит меня в звериное бешенство.

— У тебя есть час на то, чтобы удалить все фотографии. Что хочешь делай, мне плевать. Но чтобы голой Самойловой нигде не было.

Вика прищуривает глаза и внимательно меня рассматривает. Слышу, как двигаются шестеренки в ее голове.

— Так у тебя все-таки есть с ней что-то? — выдвигает догадку.

— Я перед подчиненными не отчитываюсь, — чеканю.

— Лева, мы так не договаривались. Если тебя что-то не устраивает, то завтра же я улетаю из Печорска домой. Ищи себе нового политтехнолога.

— Хорошо. Если через час фотографии Самойловой не исчезнут из интернета, то с завтрашнего дня я в твоих услугах больше не нуждаюсь.

Не дожидаясь от Вики ответа, вылетаю из ее кабинета. Не знаю, уедет она завтра из Печорска или нет, но фотографии удалит точно. Вике прекрасно известно, что мои приказы нужно выполнять безоговорочно. Я добрый босс до поры до времени, пока меня не вывести из себя.

А сейчас я злой, как черт, лучше бы никому сейчас не попадаться на моем пути. Ревность так сильно душит, что невозможно вдохнуть. Меня еще никогда так не накрывало. Хочется расколотить все к чертям, когда думаю, что кто-то глазеет на Иру и думает о ней что-то похабное.

Когда Алина пьяная крутила задницей на барных стойках, я ничего подобного не испытывал. А ведь она моя законная жена. Мне было неприятно, обидно, в конце концов стыдно перед знакомыми за то, что вытворяет моя супруга. Но ревность? Нет, никогда не было ревности.

А сейчас, кажется, я открыл в себе это чувство впервые за тридцать пять лет жизни. Ничего хуже никогда не испытывал. Это противное ощущение грызет меня изнутри, нутро наизнанку выворачивает, глаза застилает.

Кое-как отрезвив голову на холодном воздухе, запрыгиваю обратно в машину и еду в дом отдыха. Надеюсь, Ира не сбежала через окно, нам надо поговорить, она должна поверить, что я не имел к этому сливу никакого отношения. Ну и заодно надо вразумить ее, что загорать топлес, — это не лучшая идея, когда ты состоишь в отношениях. Да и когда еще не состоишь, тоже. И хоть умом я понимаю, что Ира досталась мне далеко не девственницей, но тот факт, что кто-то помимо меня видел или до сих пор может видеть ее голой, заставляет меня закипать от ярости.

Дверь дома по-прежнему заперта. Окна, что выходят на сторону крыльца, тоже закрыты. Поворачиваю ключ в замке и прохожу внутрь. Взгляд сразу падает на ботинки Самойловой. Облегченно выдыхаю. Тут. Не сбежала.

На первом этаже Иры нет. Камин уже потух, телевизор выключен. Взбегаю по ступенькам на второй этаж и притормаживаю у двери той спальни, где она спала в самый первый раз. Коротко стучу по дереву.

— Да? — раздается ее тихий слабый голос.

Опускаю ручку и прохожу в комнату. Ира в джинсах и водолазке лежит на кровати поверх покрывала. Завидев меня, садится.

— Ир, давай поговорим? — тихо примирительно начинаю, закрывая за собой дверь.

— Давай, — так же мирно отвечает и двигается на кровати, чтобы я сел рядом.

— Ир, — беру за руку. Смотрю в ее грустные потухшие глаза, и сердце больно сжимается. — Ира, прости меня, пожалуйста. Я правда не знал, что мой политтехнолог собирается это сделать. Если бы я знал, то никогда бы ей не позволил. В самое ближайшее время твои фотографии будут отовсюду удалены. Клянусь тебе.

Сжимаю тонкую ладошку. Ну же, любимая моя, поверь мне.

— Я тебе верю, — едва слышно отвечает.

Из груди вырывается вздох облегчения.

— Но все же я считаю, что нам следует поставить отношения на паузу, — вдруг добавляет.

Эти слова пронзают меня, словно молния.

— Что? — не понимаю. — На какую паузу?

Ира высвобождает свою ладонь из моей руки.

— Лев, я не скрываю, что у меня тоже есть к тебе чувства. Но все-таки в данной ситуации они неуместны.

— Что за бред!? — повышаю голос. — Мы никакие не конку…

— Я понимаю, что ты не считаешь меня конкуренткой, — Ира перебивает, не давая договорить. — И все же. До выборов остался месяц. Думаю, будет лучше, если мы не будем встречаться в этот месяц.

Она сошла с ума. Как это — не видеться целый месяц? Я же умру без нее. А Ира? Она не будет по мне скучать, тосковать?

— Нет, я не согласен, — категорично заявляю. — Я хочу видеть тебя каждый день.

— Пожалуйста, Лев, так будет лучше для всех.

— Для кого для всех? Мне точно не будет лучше.

— Хорошо, мне будет лучше.

Эти слова больно ранят. Значит, она вот так просто может отказаться от наших отношений на целый месяц? И ей будет легко и хорошо?