— Да, нет, вы неправильно всё поняли, — поражающе подняла руки, и криво улыбнулась.
Шорох подошвы и удаляющиеся мужские шаги. Он просто уходит. Будто не знает её. Но Сакура не потерпит такого.
— Эй, подождите! — она крикнула в толпу и ускорилась, догоняя его. — Почему вы такой злой? Я вас обидела?
Резкий разворот, она встречается носом с его грудью и делает шаг назад.
— С ума сошла? Чем ты меня могла обидеть? Просто не хочу, чтобы Зик из-за тебя отвлекался от работы, — с каждым словом он словно бил её ножом. Если бы тоном и словами можно было убивать, то от его произношения Сакура бы замерзла насмерть.
— Вы уходите на задание? — словно, не слыша всего этого, продолжила она.
Он молчит. Смотрит. Хатаке видит, как она закусывает губу — обдумывает следующий вопрос. Рука, в которой поводок, без конца теребит его- волнуется. Глаза бегают по его рубашке — растеряна. Она для него — открытая книга. Он знает её так долго и успел выучить её повадки. Даже с амнезией её характер почти не поменялся. Лишь отчасти. Он выдохнул, чем заставил её поднять на него глаза. Взгляд сенсея уже не такой холодный. В них виднеется мягкость и усталость.
— Да, послезавтра, где-то на две недели, — выдыхая, ответил он.
— Вот как… — задумчиво и расстроено вымолвила девушка, чем удивила Какаши. Она расстроилась и это видно. Внутри что-то потеплело. — Придете к нам завтра на пирог?
Темно-серые глаза изучающе смотрели на неё, поражаясь спокойствию просьбы. Да это была просьба. Короткий кивок и вот уже изумруды вновь заблестели на солнце, и улыбка изогнула розовые губы.
— Тогда жду вас в шесть.
После этих слов Сакура пошла в том направлении, куда спешила, а Хатаке в сторону дома. Но улыбка, прятавшаяся под маской, держалась еще долго. Она смогла немного растопить холодную льдину глаз.
— Пап, завтра к нам придет на пирог Какаши-сенсей, ты же не против? — заходя в гостиную, спросила дочь.
Отец, с очками на глазах читал газету и после вопроса посмотрел на дочь, улыбаясь.
— Конечно нет, пусть приходит.
Она кивнула и ушла в свою комнату.
Наступила ночь. Окна гасли, словно сгоревшие звезды на небе. На улице становилось пусто. Звуки цикад убаюкивали, и Сакура с Морико лежали в кровати. Куноичи дочитывала главу любовного романа. Волчонок после полуторной порции еды зевал и покоился на ногах хозяйки. Наконец, и в комнате Харуно младшей погас свет.
Ромашковое поле. Сакура стоит в белом платье. Разноцветное море цветов завораживало. Она присмотрелась, по полю что-то движется. Сузив глаза, она постаралась рассмотреть, что это. Какаши верхом на огромном Морико бежит к ней. Волк просто гигантский. С другой стороны поля на комбайне едет её отец и машет венком из ромашек. Вроде всё хорошо. Но почему Какаши с голым торсом? Она конечно не против, но это смущало до красных ушей. Он доскакал на сером волке к ней и прытко спустился. Красивые рельефные очертания тела притягивали взгляд. Он был бы идеальной моделью для греческих скульпторов, возвышавших красоту человеческого тела.
— Сакура, — его руки легли на её плечи очень нежно.
Она, улыбаясь, смотрела на него. Привычные тёмно-серые глаза были светлее обычного. Радужка блестела.
— Сакура, — он опять позвал её и его лицо стало приближаться.
Сердце ушло в пятки, что делать. Точно не сопротивляться. Она слегка потянулась к нему.
— Сакура… Мы горим, — уже почти в губы сказал он.
— Что? — она распахнула глаза от удивления.
— Мы горим!!! — закричал он ей лицо и стал жестко теребить её за плечи.
Сон затуманился, и она открыла глаза. Лицо отца в пару сантиметрах от неё.
— Сакура, мы горим!!! — он кричал и тряс её за плечи под бешенный визг волчонка.
«А так всё хорошо начиналось»
— В смысле? — сонно спросила она, зевая.
— В смысле — дом, огонь, пожар, смерть! Вставай, бери Морико и дуйте на улицу, — командовал отец и побежал на кухню.
Сакура накинула на себя одеяло и схватив волчонка на руки побежала. Открыв входную дверь, она вдохнула клубы дыма и закашляла. Глаза защипало от большого количества углекислого газа и слезились. Вся площадка была белой как в густом тумане.
— Сакура, вниз, живо! — орал отец. Девушка полетела на первый этаж к выходу. Она выбежала вовремя. Спустя секунду, после того как она вылетела с лестницы, туда упала горящая доска. Люди кричали и плакали. Середина ночи, но в их районе уже никто не спит.
— Сакура, детка, ты жива, — подбежала какая-то женщина. — Хвала небесам!
«Кто это?»
— Сакура, а Кизаши где? — к ним подскочил седой мужик.
«А это кто?»
— Он ещё внутри, — ответила дочь.
— Там сейчас газ взорвётся! — послышался крик сзади.
«Газ?! Но папа…»
— ПАПА! — сама того не подозревая, она полетела с волчонком на руках ко входу, перед ней упала ещё одна доска и огонь преградил путь. Сердце билось так, будто сейчас вырвется из груди. Запах гари мешал думать и наводил панику. Сакура до амнезии уже быстро бы сообразила, что делать. Но сейчас она неспособна управлять своей чакрой, силой, и, видимо, мозгами, раз в голову ничего не приходит.
«Что делать?! Думай, Сакура, думай!..»
Она подняла голову к верху и тут эврика.
«Балкон, точно!»