Настолько близко к истине, что я не могу опровергнуть ее. Но это не вся правда. То, что он, кажется, хочет больше, чем просто секса, не берется во внимание. Как и то, что я не могу дать ему это.
— Это не имеет значения, — говорю я. — Все кончено.
Лола закатывает глаза.
— Конечно, все кончено. Мы не те девочки, которых они забирают домой познакомить с мамой. Мы не те, кого они удерживают рядом.
Я содрогаюсь. Я была девушкой, которую удерживали. Если мне повезет, мне не придется возвращаться.
— Возможно, это я не позвонила. Не только мужчины хотят секса без привязанности.
Она смеется.
— О, милая, ты так запуталась, что никогда не выберешься.
Мое сердце сжимается, потому что она права. Я сбегаю и сбегаю, пытаясь оставаться в безопасности, отчаянно пытаясь сохранить Клару в безопасности, но терплю неудачу. Легко понять, что это — мой крах, пока я стою в раздевалке стриптиз-клуба, чувствуя себя жалкой из-за какого-то парня. Из-за какого-то простого клиента. Я работаю изо всех сил, отказываясь от всего — даже от моего достоинства — и этого недостаточно.
В горле образуется комок. Я не могу говорить, даже если бы знала, что сказать.
Лола меняется в лице.
— Дерьмо. Я не хотела….
— Не волнуйся об этом, — с грустью отвечаю я и проталкиваюсь мимо неё прежде, чем она сможет остановить меня.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
На следующий день я вхожу в раздевалку, тут же понимая, что у меня крупные проблемы. Комната пуста. Ни Кенди, ни Лолы, ни других девушек. Только Иван, сидящий на моем табурете.
Он ждет меня.
Я вижу это по напряженности его тела, и, несмотря на его обычную позу, он не сводит с меня глаз. Мужчина выглядит огромным на этом стуле, огромным рядом со столиком, который я использую. Это напоминание о том, сколько у него власти — я говорю не только о физической силе — и я предполагаю, что он планировал это.
— Хонор.
Я вздрагиваю, даже не знаю, почему. Здесь больше никого нет, но больно слышать, как он произносит мое настоящее имя. Я на самом деле не Хани — это просто фасад. Но я и не Хонор. Не девушка, которая жила ранее в запертом доме. Я — некто другой, некто без имени.
— Что-то не так?
— Видимо, да, — он делает паузу, наблюдая за мной, как будто хочет, чтобы я призналась.
— Ты что-то нашел о моей матери?
— Не уверен, почему ты ожидаешь, что я сдержу свою часть соглашения, если ты не сдерживаешь свою.
Страх сковывает мою грудь.
— Я танцую для тебя. Это было нашим соглашением.
— И как одна из моих танцовщиц, ты делаешь то, что я тебе говорю. Поэтому, если я говорю тебе держаться подальше от Кипа, ты держишься подальше.
Я вздрагиваю.
— Как ты…
— Это имеет значение? В конечном счете, я узнаю обо всем, что происходит в этом клубе. И ты проводила с ним слишком много времени, чтобы он остался незамеченным. Приватные танцы — это одно. Но вне клуба? Ты сознательно ослушалась меня.
Я прикусываю губу, чтобы не дать вырваться всем извинениям и мольбам, которые рвутся с языка. Я прожила свою жизнь под властной мужской рукой. Я знаю, что значит молить и бороться за крупицу свободы. Но я ушла, чтобы забыть об этом. Тяжело быть использованной каждым человеком, которого я встречаю, угождать их желаниям, чтобы заработать немного больше времени. Иногда я чувствую, что покупаю свободу за свободу, накапливаю долг за долгом, пока я не буду обязана всему миру просто умереть.
Но у него есть что-то, что я хочу. Что-то, что мне нужно. Информация.
Я вижу блеск в его глазах. Иван не мог прийти на переговоры, не имея преимущества.
— Извини, — наконец говорю я, хотя слишком поздно и неискренне, чтобы это могло принести пользу.
Его глаза темнеют. Он встает и подходит ко мне. Я пячусь, борясь с темным взглядом в его глазах. Он не останавливается, пока я не упираюсь в стену.
— Он хорошо тебя трахнул? — шепчет он в дюйме от моей щеки. — Ты не смогла сказать «нет»?
Он пытается только напугать меня. Я знаю это. Я понимаю этот факт, но тем не менее, он работает.
— Все это время он никогда не приходил в мой клуб. Теперь он стал постоянным клиентом, — Иван пробегает пальцем по моей щеке. — Хотя, я думаю, мы не можем на самом деле назвать его клиентом.
— Я только… — Мой голос дрожит. — Я не думала, что это может кому-то навредить.
— Так беспокоишься о других. Только на самом деле больно будет именно тебе.
— Нет, он не…
— Может быть, тебе стоит снова встать на колени. Я вижу, что ты ему даешь.
Мое сердце грохочет в груди. Я предлагала ему минет в его кабинете, но в раздевалке совсем другое. И, возможно, теперь все по-другому, потому что также есть Кип. Он меняет меня. Делает меня сильнее, а в моей жизни — это не очень хорошо.
— Нет, — шепчу я.
— Что ты сказала?
— Она сказала «нет».
Голос гремит со стороны дверного проема. И Иван, и я поворачиваемся.
О, Господи. Он никогда не приходил в раздевалку. Почему он здесь сейчас?