– Так оно и есть, – гость порылся в бумагах, – экс-губернатор в бригаде "опущенных", и, судя по оперативным сводкам, ему живётся не сладко, опера включили "пресс". После ПКТ пару недель поваляешься на санчасти, а потом тебя переведут в пятую бригаду. Поближе к нашему аморальному подопечному.
– Я бы рад, но блатные меня не поймут. Век не отмоешься, – Левшу такая радужная перспектива радовала мало и он начал потихоньку включать заднюю передачу. – Никто руки не подаст.
– Определись, ты с нами или с блатными, – в голосе Чичикова впервые прозвучал металл. – войдешь к нему в доверие, и вместе уйдете в побег. А по дороге отправишь его в путь невозвратный. Сам решишь как, тебя не учить. Но это должно случиться за пределами колонии. И работа должна быть филигранная. Что бы комар носа не подточил. Этим делом заинтересовались на самом верху.
Левша понимающе кивнул и подумал "Кажется, я сел не в свои сани. После очередного этапа на республиканскую больницу, весть о том, что я на "петушатне", разлетится по всему краю и мне труба".
– Через месяц суд, – продолжал Чичиков, – и пересмотр дела. Эта пешка может превратиться в слона и наломать дров. А тебе назад уже дороги нет. Много знаешь.
Когда Левша вернулся в помещение камерного типа, то увидел на столе полную миску перловки, а рядом завернутое в пластиковый пакет шерстяное бельё. Нехотя ковырнул ложкой перловку, развернул пакет с бельём, и, вспомнив, как Суета и Маята силой сдирали с него кальсоны и рубашку, развернул пакет. При внимательном рассмотрении, обнаружил разорванный шов под мышкой рубахи.
После нескольких ударов в дверь кормушка открылась, и в камеру заглянул озадаченный Суета. Левша протянул через отверстие кормушки пакет с бельем, и тоном, не терпящим возражений, приказал:
– Постирай, погладь и заштопай. К утру, чтобы все было готово.
Вслед за бельем подал миску с кашей и добавил:
– Как управишься, посыплешь кашу моим завтрашним сахаром и перекусишь. Это, чтобы у тебя было легче на душе. Но жуй не спеша и смотри, не подавись.
И, немного помолчав, добавил:
– Свободен.
Левша не испытывал большого восторга от предстоящего перевода из ПКТ на санчасть. Хотя, с точки зрения "физики", Чичиков решил, как нельзя, кстати. На больничной диете перед набегом можно было быстро восстановиться и набрать вес. В дороге силы могли пригодиться. Но дело в том, что у него, с некоторых пор, были натянутые отношения с начальницей санчасти и Левша не ждал ничего хорошего от их встречи. Не хотелось вспоминать, но когда Суета и Маята потребовали сдать на склад вторую пару белья, отказался наотрез и показал руку выше локтя.
– Со шкурой сдерем, – мрачно пообещал Маята и побежал за подмогой в штрафной изолятор.
Вчетвером вертухаи кое-как содрали с Левши злополучное белье, уложили бунтовщика на пол и, во избежание осложнений, "закатали" в смирительную "рубашку", туго завязав длинные рукава узлом на груди. Прапорщик Маята так старательно затягивал рукава, что не удержался и, от натуги, мелким пунктиром, испортил воздух. А бдительный Суета полил прорезиненную "рубашку" водой и глянул на часы.
– Одиннадцать ноль пять, – засек он время, – через три часа пригласим врача, проверим твое самочувствие и решим, как нам жить дальше в этом преступном мире.
Через час "рубашка" стала высыхать, сжиматься, сдавливая грудь и перекрывая кислород. Казалось, что все тело зажали в огромный пыточный "испанский" сапог и потихоньку затягивали винт.
Вначале пятого дверь приоткрылась и, цокая по кафельному полу подковками хромовых сапог, в камеру вошла начальница санчасти. Левша и раньше издалека наблюдал за этой пышногрудой брюнеткой, но так близко, и в таком непредвиденном ракурсе, видел её впервые. Медичка остановилась возле лежачего на спине Левши настолько близко, что он, при всем своем воспитании, не мог не заглянуть под ее форменную юбку. И, к стыду и ужасу, обнаружил, что на докторше, полностью и всецело, отсутствует нижнее белье.
Постояв около минуты, она наклонилась, демонстрируя, стоявшему сзади, Суете пышные формы. Нащупав на горле Левши пульсирующую вену и, глядя на секундную стрелку часов, сосчитала пульс.
– Пульс в допустимой норме, – сделала она заключение, повернувшись бюстом к Суете, – можете оставить осужденного в рубашке до вечерней проверки.
То определение, которое она услышала в свой адрес, никогда, и ни под каким соусом, не мог себе позволить английский джентльмен.
– Сучка голозадая, – прохрипел Левша и плюнул в её сторону. К счастью, силы у него были на исходе, и плевком не достиг цели.
– Нет, я ошиблась, – поправилась врач, носовым платком брезгливо смахивая с рукава невидимые брызги – оставить в рубашке до утра.
– Будет исполнено, – радостно отчеканил вертухай, не отводя масленого взгляда от грудного барельефа медички.
При поступлении в санчасть, вопреки ожиданиям, начальница отнеслась к Левше доброжелательно.
– А, старый знакомый, – окинула его оценивающим взглядом, и добавила, – надеюсь, что у нас вы будете вести себя вежливее.