Мне повезло вернуться

— Не говори, наши тоже достали — перловку из сухпая им «западло», рис давай и гречку, а где их взять-то?.. Хорошо хоть, сухари черные из «армейского» сухпая не едят, а то б мы вообще сдохли все…

— И, как назло, без дела сидим. Они и дуреют. Хоть бы на задание какое скорей. Сам попрошусь, как что будет. Сил моих больше нет.

— Да ладно, Валера, декабрь уже. Скоро привезут осенников из Ферганы — помнишь, говорили? Заживем! До февраля-то всего осталось…

— До февраля еще дожить надо.

Валеркино настроение мне понятно и близко, но сейчас у меня куда более насущная проблема, и она все острее напоминает о себе. Ничего не возражаю, быстро прощаюсь и уже почти на полусогнутых ретируюсь за валуны.

Да и что тут скажешь — это позже я пойму, что нельзя на войне таких слов говорить, нельзя судьбу гневить. Это потом узнаю, что нет на войне слова «последний», а только — «крайний». Уже пробыв в Афгане довольно долго, привыкну к тому, что каждая встреча, каждый разговор могут быть ПОСЛЕДНИМИ. Научусь не загадывать наперед и не дразнить Провидение замыслами и планами на будущее. И главное — не поминать смерть!

Но пока я ничего этого еще не знаю. Как не знаю и того, что в очередной раз где-то совсем рядом вновь замаячила Судьба: кружит над нами, высматривая, кого бы выбрать, кому «назначить» этот день…

…Минут через пятнадцать звучит рык нашего Рекса:

— Вторая рота, приготовиться к движению!..

Проходим мимо остающихся пока на месте разведчиков, где-то среди них вижу рядом с костром Валеру. Но он не видит меня, он при деле.

Спустя несколько часов разведроте прикажут проверить какой-то заброшенный кишлак. Валеркина надежда сбудется — он попадет в группу к молодому лейтехе-взводному, которому поручат эту задачу. Перед входом в кишлак Валера, по примеру других, разогнет усики на кольце гранаты в подсумке на груди. В последний момент группе дадут отбой. Он загнет их снова. Потом еще раз: «Вперед!» И снова: «Отставить!»

Алюминиевые усики подломятся, но Валера этого не заметит… Лейтенант, стоящий среди дембелей, подзовет его, чтобы что-то приказать. Подходя к нему, Валера снимет автомат с шеи и перекинет его за спину. Молодой лейтенант первым сообразит, что за сухой щелчок раздался из Валеркиного подсумка. Лейтеха был только из училища, одна из первых операций, но и его опыта хватило, чтобы за секунду понять, что произошло. Оставшейся секунды хватило, чтобы сделать то, что разделяет мгновение и бесконечность. Лейтенант бросился к Валере, обхватил его руками и повалил, накрыв собой… Так они и ушли в вечность, обнявшись — молодой лейтенант и молодой солдат, — приняв на себя всю мощь «эргэдэшки», и подарив жизнь остальным.

Никто из стоявших рядом не пострадал. Лейтенант был уже мертв, а Валера успел еще шепнуть: «Больно… очень…»

Восемь месяцев Ферганы и Гардеза нам было больно каждый день. Валера так и не дожил до конца этой боли, так и умер с нею и в ней. Так и не наступил для него долгожданный февраль 85-го, до которого он не знал, как дожить, чтобы снова «зажить»…

Но там, в декабре 84-го, ни Валера, ни я ничего этого не знаем. Он — что ему осталось жить несколько часов. Я — что в этот день судьба преподнесет мне очередной урок, еще более жестокий, чем накануне, забрав теперь уже близкого мне человека. Там, в декабре 84-го, он уже забыл наш разговор. Все его мысли о том, как бы поскорее попасть на долгожданное задание. Забыл наш разговор и я.

Прошло полчаса, и снова начал давить к земле неподъемный РД, снова заныли натертые ноги, защипало от пота разодранное лицо, и загудела «ушибленная» вчера голова. И все мои мысли о том, когда же, бл…, мы дойдем уже до этого чертова Алихейля. До этой мифической крепости…

Я изменил его фамилию. Мне неизвестно, что знают о гибели Валеры его жена и дочь. Пусть это и знают о его смерти. И ничего не знают о последних месяцах его жизни… Я не знаю фамилии того молодого лейтенанта. Не знаю, как его звали. Не знаю даже, как он выглядел. Для меня они навсегда вместе — два пацана, ушедших в небо над Алихейлем.

Крепость (декабрь 1984 года, Алихейль)

Сколько уже дней мы в горах? Четыре? Пять? Неделю? Не знаю. Все слилось в один бесконечный поток времени. Подъем, спуск, подъем, спуск, подъем… Пот стекает по лицу, по спине… Ночь — тупо сонными глазами таращусь на склон.

Холодно. Сейчас бы посушиться хоть чуть-чуть… Хоть портянки… «Костры не жечь, накроют!» Холодно. Отмерзают пальцы на руках и ногах. Чмырь пропал куда-то — ухо опять присохло под шапкой… Что у меня с лицом — днем щипало, сейчас ноет… Броник на снег — спать. Холодно.

Только провалился в сон:

— Приготовиться к движению, рота!

Когда же это кончится? Сколько еще брести, не зная куда?..

С неба начинает падать на землю что-то непонятное — уже не дождь, еще не снег. Нет, скорее все же дождь. Почему-то не останавливаемся, чтобы отвязать плащ-палатки, притороченные к РД. Ротный Рекс, наверное, непромокаемый…