Мне повезло вернуться

Слава богу, у обитателей этого идиллического кишлака гранатометов, видно, не оказалось. Или пожадничали. Так или иначе, пробились бэтээры через кишлак и скрылись из виду. Чего уж им там надо было, — так и осталось для меня загадкой. Хотя недолго-то я над ней и раздумывал. К тому времени уж привык особо на боевых не задумываться, что к чему да почему. Что надо — объяснят. А остальное, значит, и не надо.

И вот бэтээры наши уехали, а кишлак опять погрузился в свою пасторальную благость. Как будто и не было ничего, померещилось. Но картина еще минуту назад такого мирного и сонного селения, плюющегося из всех щелей огнем, засела в голове прочно. И теперь нет-нет да и напоминала о себе предательской мыслью, что теперь-то внизу мы, а очередной сонный кишлак — вон он, в паре сотен метров впереди… Только вот эту «батальную картину» придется уже не сверху рассматривать, а изнутри.

Ротный ставит взводным задачу, кто куда направляется — к каким дувалам. Взводные назначают группы прикрытия и досмотра. Ну, начали…

«Золотая осень» в полном разгаре. Солнышко ласково светит, листочки на деревьях шелестят — где зеленые, а где уже и пожухлые. Красота! То тут, то там среди выстроившихся по струнке тополей журчит арык. Наклонился, плеснул на лицо, смочил руки — уже легче. Это тебе не по горам ишачить, обливаясь потом и умирая от жажды… Хотя, конечно, пока лазаешь между глиняных коробок дувалов, тоже нет-нет да и потечет по спине пот. Только непонятно — от жары или от неотступного чувства, что за тобой наблюдают из-за этих глухих глинобитных стен, к которым ты приближаешься по до отвращения открытому пространству. И не исключено, что наблюдают в прицел…

Переступаешь через земляные валики, на квадратики разделяющие поля вокруг дувалов, и думаешь: случись что, за таким валиком не особо укроешься… Но пока везет — сопротивления никакого. Так, по мелочи. Иногда курьезно…

В очередном доме Толян Кочетов в одной из комнатушек обнаруживает «духа». Почему-то тот не успел ни свалить, ни спрятаться. Может, думал, не найдут его в соломе этой. Но Толян нашел. Мужик без оружия, но в нагруднике с магазинами, — точно «дух». И это выбивает Толяна из колеи. До этого мы «духов» только в горах видели, на боевых действиях. Там все ясно — кто раньше выстрелит, тот и молодец. Попал-победил. А тут непонятно как-то: то ли это боевые действия, то ли нет, то ли это «дух», то ли нет. С вооруженным человеком хоть ясно, что делать. Сопротивляется — стреляй. Сдается — клади на землю, разоружай.

Короче, в этих непонятках Толян схватил свой автомат за ствол и давай над головой крутить, орать на «духа». Мол, стоять, бояться! Типа как старшина Васков в «А зори здесь тихие…»: «Лягайт, лягайт, сука!»

На шум вваливается Пахом со своей «СВД» наготове и не «заваливает» с разбегу «духа», а только успевает оценить комичность происходящего.

«Дух» сдается, Толян опускает автомат-дубину, и парни выводят пленного из помещения, навстречу подоспевшему ротному. А из-за дувала уже вывалила куча детей и теток в паранджах, и все голосят как резаные.

«Духа» обыскивают, в одном из карманов обнаруживают толстенную пачку денег. Тут ротный совершает удивительный поступок — отдает ее ВСЮ в руки оказавшейся рядом навзрыд плачущей девчушке лет пяти. Она сжимает деньги ручонками и, не переставая плакать, идет обратно, в сторону дувала. По дороге к дому проходит мимо Пахома… На нее уже никто не смотрит, тетки все колотятся по поводу попавшегося мужика, а ротный продолжает его шмонать.

Эх, Пахом, Пахом… Не поднялась рука прибрать все это богатство к рукам… Тоже, блин, Достоевский… Слеза ребенка, и всякое такое…

Потом задержанного сажают на корточки у дувала. До прихода хадовцев несколько человек остаются его караулить.

Наступает черед Пахома. К этому моменту от достоевщины он уже отошел, и мысль о том, что с этой овцы не предвидится ни клока шерсти, его бесит.

Пока «духа» шмонали, Саня положил глаз на складные пакистанские ножнички, которые обнаружились у того в одном из карманов. Вещь компактная, в хозяйстве нужная, а главное, уж больно «заморская».

— Эй, душара, чарс аст?[12]

Докопаться-то надо до чего-то… Откуда у того чарс после шмона? «Дух» удивленно смотрит, а Пахом уже лезет ему в давно «пристрелянный» карман.

— Шурави[13] контрол…

И вот заветные ножнички уже у Сани.

— Бакшиш, бача. Фамиди?[14]

Да понял он. Все понял — так посмотрел на Пахома, с таким презрением, что пятнадцать лет не мог забыть Саня этот взгляд. Так и не сумел — года три назад выкинул эти ножнички к едрене фене…

Вечером, до темноты, выходим из «зеленки» к броне. Туда уже горячую еду подвезли. С утра и днем особенно старались не наедаться — вдруг бой. Горький опыт — на пустой желудок шансов выжить при попадании в живот больше. А набуздыришься — разорвет кишки, и пиши пропало… Только за «шнурами» нужен глаз да глаз — им-то, вечно голодным, неймется весь сухпай смолотить, зная, что вечером все равно накормят.

Поели, умылись в речке, «шнуров» на посты — и баюшки. Вот и еще один день прошел. Ну и х… с ним…