Мне приснилось детство

– Надолго к нам? – Анатолий широко улыбался, ещё крепче притискивая к себе супружницу. От сих крепких объятий девушка в какой-то миг теряет равновесие, и молодожёны точно свалились бы, если бы другой рукой мой приятель не уцепился за меня. Я сам еле устоял на ногах, приняв этот не малый груз.

– Толь, прекрати! – просительно произносит Надежда. Голос грудной, глубокий, но лицо тут же теряет обворожительность и принимает обиженное выражение. – Чуть не уронил, паразит!

– Да ладно тебе! Ты куда? Игорёк, заходи как-нибудь.

Толик, пошатываясь, спешит за упорхнувшей женой. «Обиделась, наверное», – подумал я и поспешил домой.

На крыльце сидит Серёга, мой двоюродный девятилетний брательник. Увидев, как я захожу в калитку нашего палисадника, мальчишка скроил недовольную мину и сообщил, что меня давно ждут, чтобы ехать в Константиново, а так как я где-то болтаюсь, то до сих пор не уехали.

– Ну и ехали бы! – пожимаю недоуменно плечами.

– Дядя Толя сказал, что без тебя не поедет, – плаксиво протянул Сергей.

Не сразу и сообразил, что под дядей Толей понимается мой отец, который действительно Серёге приходится родным дядей.

– Ну, появился, наконец! – выходя на крыльцо, весело констатирует батя. – В Константиново едем?

– Можно съездить, только зачем?

– Как зачем?! На родину Есенина посмотрим, на Оку заедем, искупаемся. А то, говорят, в Шишкино ни одного приличного пруда не осталось.

– Не осталось, – радостно сообщает Серёжа, – все сейчас в Зубово купаться бегают.

– В Зубово мы, естественно, не побежим, а вот на Оку сгоняем! – весело заявил батяня.

От Шишкино до Константинова, где родился великий русский поэт Сергей Есенин, двенадцать километров. Едем по великолепной шоссейке, петляющей между полей, лесопосадок, населённых пунктов. Позади Марковский лес, деревня Раменки, на окраине которой пять лет назад заглох Толькин мотоцикл, и мы чудом удрали от местной молодёжи. Можно не сомневаться, что Тольку тогда избили бы конкретно, над Лидой поизмывались, ну а я, возможно, отделался бы сильным потрясением от всего увиденного. Всё-таки десятилетний мальчишка, думаю, сильно не обидели бы, хотя, кто его знает. Мало ли что у пьяных подростков на уме, возможно, и я бы огрёб.

Село Константиново растянулось вдоль высокого берега Оки. С двух сторон от асфальтированной дороги с высаженными вдоль обочин деревцами, палисадники, за которыми выстроились в ряд добротные фасады домов. По газонам гуляют куры, пасутся привязанные к колышкам козочки, сидят на лавочках бабули и дедули. Перед ними в ведёрках, поставленных на табуретки, красуется отборная вишня. Торгуют, не отходя от дома. Сам Бог велел – ведь мимо целыми днями едут и едут почитатели творчества великого русского поэта, стремясь прикоснуться к истокам мироздания Сергея Есенина.

Останавливаемся на специализированной площадке рядом с красным туристическим «Икарусом». Перед ним толпа оживленных интуристов, уже посетивших музей-заповедник и готовящихся к отбытию в Москву. Что-то громко обсуждают по-английски, смеются, а я пялюсь на них с неподкупным любопытством. Пожилые люди, в шортиках и ярких цветастых рубахах, с огромными фотокамерами, висящими на животах, совершенно не похожи на советских сверстников, как будто с другой планеты прилетели. Седовласые бабушки-одуванчики, в солнцезащитных очках в пол-лица, радостно щебечут, делясь впечатлениями. Представить свою бабушку, которую видел только трудящейся и молящейся, всегда в темных тонов одежде, на их месте, не получилось по причине полнейшей фантастичности даже малейшего сопоставления.

Идем к дому матери Сергея Есенина. С правой стороны длинный забор, за которым располагается усадьба помещицы Кашиной. Сегодня здесь локализуются композиции музея-заповедника. Слева – жилые дома константиновцев. На лавочках бабушки, перед ними в ведрах почти черная, аппетитная вишня. Батя, разорившись на целый рубль, покупает каждому по пакетику, и мы движемся дальше, наслаждаясь неповторимым вкусом «владимирки». Люблю вишню! Мог целый день сидеть в бабушкином огороде на вишневом дереве и клевать безостановочно сладко-кислые ягоды, сплевывая косточки так, чтобы попасть в какого-нибудь оборзевшего воробья. Один раз со Славиком так увлеклись, что не заметили, как подошла бабуля. Сверху, из-за обильной листвы, её совсем не было видно. А я, не стесняясь в выражениях, напеваю какую-то песенку, смакуя выученные посредством Тольки Кабанова матершинные слова.

– Это кто ж тебя так материться научил? – слышу осуждающий бабушкин голос. – И не стыдно?

– Стыдно, бабуль! – за меня отвечает Славка, потому что я дар речи потерял. Совестился потом домой идти, так и сидел на вишне до темноты. Четыре года пронеслось, а как будто вчера всё было.