Мне приснилось детство

После нехитрого завтрака, состоящего из поджаренной на квадратной сковороде картошки, сижу на крыльце. Через дорогу огромная ветла с расщепившимся стволом, которую помню ещё с первого приезда десятилетней давности. Стоит размашистая, в окружении непроходимых крапивных зарослей. Сколько не пробовал подступиться, совершенно бесполезно. По рассказам бабули, полвека назад на этом месте стоял дом её отца, Сергея Степановича Николашина, и получалось, что нынешнее бабушкино жилище расположено всего в двадцати метрах от места, где она родилась.

Всё это как-то волнительно. Решившись проведать Школьный пруд, перехожу через грунтовку и неспешно двигаюсь по ивовой аллее, тянущейся вдоль заросшего крапивой довольно внушительного бесхозного участка. А ведь когда-то здесь был прадедов огород, и бабушка моя, будучи еще малолетней девчонкой, бегала в сарафанчике, может быть даже по этой аллее, по которой сейчас иду я. В 19 лет её выдали замуж за Александра Семёновича Гагина. По её рассказам, особо не спрашивали, так было надо9. Венчались в Летово, там и жили, пока не грянула война. Дед ушел на фронт, вернулся в 43 году по инвалидности, но не к бабуле. Женился и жил на станции Фруктовая, недалеко от Луховиц. Бабуля осталась одна и поднимала троих сыновей. Найти бы его, да спросить, почему он так поступил, что подвигло его оставить жену с тремя малолетними пацанами в трудное военное время. Найти теперь можно только его могилу, да и то навряд ли.

Рукотворный пруд располагался как раз за этим участком. Бульдозером сгребли землю, которая сейчас возвышалась в виде небольшого вала, а бившие ключи заполнили котлован. Я сидел на берегу, между двумя ветлами и вспоминал, как мы со Славиком ловили здесь карасей. Брючины моих штанишек завязали узлом и мы, растопырив наше произведение в виде сачка, таскали импровизированный бредень вдоль заросших осокой берегов. Ничего тогда не поймали, только в тине извазюкались, да напоследок штаны утопили. Сколько по илистому дну ногами не шарили, сколько не ныряли, бесполезно. Так в трусах домой и заявился. Лида, наша со Славиком старшая сестра, долго потом смеялась, вспоминая эту историю.

Довольно долго сидел на берегу пересыхающего пруда, слушал лягушек и вспоминал. Благо, было, что вспомнить. Вот по этой тропинке я бежал, весь в слезах, после прощания с моим конем по кличке Привет. По этому полю скакал с Толяным наперегонки, схватившись за конскую гриву и мечтая только об одном: не свалиться. Это был первый мой опыт верховой езды. Тогда Привет, сорвавшись с мерного шага, припустил в галоп за Весёлым, на котором лихо гарцевал Толька Кабанов. Как удержался, ума не приложу. Потом, обвыкнув, уже не боялся загреметь с этой несусветной высоты. И падать приходилось пребольно, и на ногу конь по кличке Буян встал всей своей массой, но всё равно каждое утро бежал к конюшне, тащил угощение своему Привету.

Возвращаюсь домой. У калитки соседского, тёти Грани Кудрявцевой дома, стоят двое: молодой темноволосый парень лет двадцати и миловидная девушка в цветастом халатике. Они оба пристально смотрят на меня, по всей видимости, делая неимоверные усилия понять, кто это шествует мимо. В облике парня что-то неуловимо знакомое и, кажется, я догадался, кто это стоит. Когда-то он дружил с Лидой и частенько катал её на мотоцикле. Однажды они и меня с собой взяли, и довелось пережить презанятное приключение, когда на окраине деревни Раменки у Толика заглох мотор, и мы еле успели завестись до подхода местной молодежи.

– Привет, Толь! – здороваюсь я, протягивая руку.

– Игорёк – это ты!? – ошарашено восклицает Толик Князев.

– Я!

– Ни за чтобы бы не узнал! Так вымахал! – Толька был чуть под хмельком, сразу принялся вспоминать, как мотались с ним на мотоцикле по лугам и весям. Четыре года назад, несмотря на разницу в возрасте, мы довольно плотно общались: ходили в лес за орехами, в дождливые дни коротали время за какими-либо играми. Ему тогда было столько же, сколько мне сейчас. Обняв одной рукой мои плечи, другой, плечи молодой жены, Толик выпалил с нескрываемой гордостью.

– Гляди, Игорёк, какая красавица! Надежда моя.

– Да, красивая. Ничего не скажешь.

Надя смотрела на него снизу вверх с неподкупной преданностью, он ласково гладил её плечо, прижимая к себе, будто опасался, что девушка возьмёт и исчезнет сейчас, растворившись, как привидение. Я в этот миг чуть не прослезился от умиления. Старше меня года на два, не больше. Вроде и не такая уж она, на мой взгляд, «супер-пупер», обычная девчонка, немного курносая, кареглазая, русоволосая, чуть-чуть пухленькая, но раз Толик смотрит такими влюблёнными глазами, она для него всегда будет и самой красивой, и самой желанной.

– Толик, рад за тебя! Уверен, вы будете счастливы, – искренне сказал я.

Толикова жена улыбнулась краешками губ, глянула искоса, чуть прикрыв глаза пушистыми ресницами, и личико её сразу из простецки-обыкновенного сделалось обворожительно-привлекательным. «Вообще-то, она ничего»! – подумалось вдруг.