Читаем Мне приснилось лондонское небо. В поисках мистера Дарси полностью

Каждый год в Краснознамённом проводили такие сборища по праздникам. Массовое гуляние на Новый год, непременно с фейерверками с китайского базара, массовое гуляние на Первое и Девятое мая. На День независимости в июне и День Конституции в ноябре. Проводы зимы с блинами и традиционным сожжением чучела. Поселковый народ одевался по-праздничному: мужчины снимали извечные спортивные штаны и кроссовки, которые носили в нерабочее время круглогодично, а женщины навивали кудри и доставали туфли на высоких каблуках. Брали детей под мышку, коляски, собак и отправлялись на центральную площадь. Таких массовых гуляний Арина насмотрелась за свою жизнь немало. Родительская квартира выходила окнами на площадь, поэтому пропустить какое-либо мероприятие было решительно невозможно. В детстве Арине очень нравилось жить на площади: во-первых, это было престижно – никто из одноклассников не смотрел парады из окна, во-вторых, она была в курсе всех происходящих событий. Дискотеки, парады, демонстрации, салюты, катания с горки на санках. Любой мало-мальский праздник становился поводом для массового гуляния до полуночи.

Потом, когда времена изменились, шумные праздники на площади превратились в неуправляемую пьяную толпу, которая до двух-трёх ночи барагозила в центре посёлка, и папа пытался было пойти и по старинке угомонить молодёжь, но мама вставала стеной на выходе. Не та нынче молодёжь, и старые угомоны не действуют. Даже милиция не вмешивалась в шумные посиделки на клумбах – отчасти побаивалась, отчасти участвовала сама. И уже не рады были Бердяевы своему проживанию на центральной площади, потому что в такие праздничные дни слишком много весёлого народа стучалось в окна и двери. Кому гранёный стакан для водки, кому в туалет. Кто попроще, справлял нужду прямо под окнами, прячась за кустами, отделявшими площадь от дома. Иногда в квартиру обращались владельцы маленьких продуктовых ларьков на площади – просили подключить холодильник в розетку. Тянули длинные провода от ларёчка, а вечером приходили и расплачивались мороженым и газировкой. Последнее время папа всё чаще отказывал: времена наступили капиталистические, и платить счета за электричество приходилось отнюдь не газировкой, а люди по-прежнему рассчитывали на «дружескую услугу».


Открытие фонтана тоже мало отличалось от всех остальных массовых гуляний. Нарядные мамашки с колясками, подвыпившие мужики. В небольшой сквер пришли, наверное, все одиннадцать тысяч жителей. Единственный в посёлке фонтан ещё советских времён отремонтировали и побелили. Мэр толкнул небольшую речь и перерезал красную ленточку. Фотографы засняли это важное событие, и будь в Краснознамённом своя газета, то оно непременно бы попало на первую полосу. Но газеты не было, поэтому ограничились заметкой в районной прессе. Арина долго стояла и смотрела на фонтан, на толпу, на мэра, на ленточку, пляшущую на ветру, и отчётливо поняла: надо уезжать. Уезжать подальше и поскорее, пока не засосало. Иначе она, подобно родителям, проживёт здесь ещё десять, и двадцать, и тридцать лет, и незатейливые события её жизни так и будут разбавляться мероприятиями вроде открытия фонтана.

Поболтав немного с молодыми коллегами-учительницами и встретив несколько одноклассников, Арина уже собралась идти домой, как случайно зацепилась взглядом за бывшего школьного знакомого, Колю Латюшина, который учился двумя классами старше и немного ухаживал за ней в школе. Коля никогда ей не нравился, в школе он был долговязый и белобрысый, немного заносчивый, немного нудный. Он пытался танцевать с ней на всех школьных вечерах и жарко дышал в ухо, она пряталась от него по углам и, разговаривая с ним, старалась держать непроницаемое лицо, чтобы не подавать ему никаких поводов надеяться. После армии он стал встречаться со своей одноклассницей, она забеременела, поспешно женились, родили ребёнка. Недавно ей сказали, что он развёлся, но она не придала новости особого значения. За годы брака Коля раздался, отрастил пивное брюшко и заметно полысел. Заметив стоящую в одиночестве Арину, он отделился от толпы подвыпивших мужчин и уверенной походкой направился к ней.

– Ну что, стоим, скучаем?

– Аллочку жду. Она пошла найти Андрея.

– А ты, как всегда, в гордом одиночестве? – полувопросительно-полуутвердительно сказал Коля.

– Я не жалуюсь, – пожала Арина плечами.

– А я вот развёлся недавно.

– Мои соболезнования.

– Чему тут соболезновать? Поздравлять надо! От такой змеи избавился. Она меня обманом на себе женила. Я из армии пришёл, учиться хотел, а она мне такую свинью подложила.

– Бывает.

– А теперь я свободный человек. Свободный, понимаешь? Сам себе хозяин, – он сделал глубокий глоток из пивной бутылки.

– В таком случае, поздравляю, – равнодушно поправилась Арина.

– Может, сходим куда-нибудь вечерком? Устроим, так сказать, романтическое рандеву.

– Куда? На боевик в клубе? Или на дискотеку для подростков?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза