Мне приснился шум дождя

А потом ставить новые. Только через несколько лет. И снова адаптация, заживление, тренировки. Да и не факт, что повторно чипы вставят. Тут как с генной терапией – ты либо ее делаешь, либо нет. А сначала делать, потом не делать – нельзя. Организм банально нагрузки не выдержит.

Придется вернуться на Землю, в родной город – изнывающий от глобального потепления. Год в клинике, потом год под присмотром нейрохирургов и психотерапевтов. А вся моя семейка, те еще консерваторы-неолуддиты, будут ходить и ругаться, что, мол, они же мне говорили, зачем на себе опыты ставила, чего хотела добиться. А я буду смотреть в окно, а там ничего будет не видно из-за удушливого смога.

А что еще хуже, у меня на родине опять истерия на тему врагов, что не дремлют и прячутся повсюду. Тут не то, что космоса, банальной заграницы не видать в обозримом будущем.

Сукарно положила руку мне на плечо.

–Связь скоро восстановится. Отправим тебя на Нох Эк, а там разберешься с начальством.

–Что я там решу с начальством? – взорвалась я,– Я не инженер, не биолог, не эколог, даже не чертов управленец. Я оператор. Без чипов мне здесь работы нет. Я, блин, из тех людей кто в тридцать говорит, что астронавтом станет, когда вырастет.

Я вышла в коридор и прислонялась лбом к иллюминатору. Вот оно, зеркало. Исполинский ромб пятьдесят пять километров в поперечнике. Больше Дилбата и лунного города вместе взятых. Издалека он походил на огненный парус.

Раздались легкие шаги.

–Лем, ты же такая не одна на Земле. Ну да, нейропластичность у тебя высокая, но ты вспомни, какой конкурс на твою должность. Ты же не редкий специалист. Если бы чипы были твоим единственным достоинством, ну и работала бы на Земле в строительстве. Значит, есть в тебе такое, что комиссия тебя не только пропустила, а сразу на работу взяла.

–На Нох Эке таких как я пятьдесят штук, плюс десять готовы приступить к работе по первому зову. Да и дроны с каждом поколением умнеют, операторы скоро будут не нужны, сами справятся.

–Знаешь, почему от идеи колонизации космоса роботами отказались?

–Удиви меня.

–Потому что машина – это дорого. Машина не воспроизводит сама себя, потому что ей нравится процесс. Машина не обучается от природного любопытства. И машина не будет творить опасную хрень, потому что ей так захотелось. Человек дешев с экономической точки зрения. Он не только бесплатно полезет на другую планету, он еще и на ваших условиях туда полезет. Сам будет себе еду добывать, и сам себя лечить, лишь бы вы его туда пустили. Робот – это хорошо. Машина – это замечательно. Самолет с автопилотом – это шикарно и безопасно. Но вывести машину из строя – раз плюнуть.

–Человека тоже можно вывести из строя. Молотком по затылку, или в секту затащить,– парировала я.

– Вот именно поэтому машина и человек работают в паре. Летчик с автопилотом, диспетчер с автомобилем, оператор с дронами. Только так и получается на Луне города построить, и на Европе льды пробурить. Машина страхует человек, а человек страхует машину. А что самое главное – человек мотивирован. Мы не можем развиваться, когда стоим на одном месяце. Мы кочевники, нам все время куда-то надо. Отправь в космос роботов, а людей оставь развлекаться дома, мы друг друга уничтожим через поколение. Это я все к чему, Лем. Если хочешь на Землю, возвращайся. Но не снимай себя со счетов только потому, что у тебя проводка перегорела.

Я засмеялась и уставилась на Венеру. Нет, планета и правда красивая. Загадочная такая, с облаками. Зрение мое еще не до конца восстановилось, потому что ромбовидное зеркало вдруг начало растекаться по пространству.

Я протёрла глаза, и тут ругаться уже начала Сукарно.

Зонтик разваливался на глазах. Его кусочки размером с грузовики отваливались и улетали в космическое пространство.

Грохот. Пол ушел из-под ног, и Иштар погрузилась в темноту.

Сознание я не потеряла. Я хотела выпрямиться, но осознала, что парю в воздухе.

Так, значит Иштар остановила вращение. Что само по себе плохо, а в контексте остальных происшествий еще хуже.

Я вцепилась в перегородку.

–Сукарно!– позвала я, – где ты?

–Я тут,– слабый голос Сукарно раздался откуда снизу.

Рука инженера была вывернута под углом в девяносто градусов, а из открытой раны в ноге вылетали кровяные пузыри.

–Нас куском задело, по ходу,– сказала я, проверяя данные станции. Вручную, с маленького экрана на стене. Медленно и непривычно. Подача воздуха работала и это хорошо. Но вот все остальное… Сказать, что наши дела были плохи было бы сильным преуменьшением.

–Нет,– сказала Сукарно,– нас выключили.

–Выключили?– переспросила я,– кто? Террористы?

На земле хватает фанатиков, которые устраивают налеты на космодромы и филиалы космического института. Около десяти крупных сект, несколько партий и дюжина движений. От пацифистов, верящих в первобытный анархизм до конспирологов, считавших, что мир стоит на гигантском осьминоге.

Но вот только в космос полететь еще ни одному из них интеллекта не хватило.

Я нашла парящий в невесомости налобный фонарик. При его свете Сукарно выглядела еще хуже. Я перевязала ей ногу и зафиксировала руку жгутом.