— Амарча, отнеси домой. Только будь умницей, никому не говори… Бабушка тебе вкусный суп сварит, на, беги. — Она сунула в руки Амарчи тряпичный сверток, куда завернула мясо, и, повернув его к двери, насильно выпроводила на улицу, говоря отцу: — Ты думаешь, Эки кому скажет? Она не такая, поймет и попусту болтать не будет…
Что-то неладное почудилось Амарче. Уж не тот ли теленок в свертке, которого искал Удыгир? Зачем это она сделала, ведь ее могут посадить в темный дом?..
— Мясо дали, — тихо проговорил Амарча, вернувшись домой.
— Мясо? Какое мясо? — удивилась бабушка. — Кто дал?
— Пэргичок…
— Неси обратно! Скажи: не надо нам такого мяса, у нас белки есть, рябчики… Неси! — и тоже силком стала выпроваживать внука. Амарча чуть не заплакал, обидно — он-то чем виноват…
— Не плачь, а мясо неси!
У Амарчи брызнули слезы — ни за что обидела бабушка, самый добрый, самый родной человек.
— Неси! — уже сердито приказала она.
Плача, Амарча пошел обратно к чуму дедушки Бали. «Что-то темнят взрослые, а на меня кричат, — думал он. — Взять бы да бросить это мясо собакам».
— Ча! — Амарча пнул принюхивавшегося к свертку Амикана и зашел в чум.
— Бабушка не берет… Обратно послала, — со слезами на глазах он протянул сверток. Пэргичок только взглянула и отвернулась.
— Сынок, не плачь! Найди мой посох. Я пойду с тобой! — начал собираться Бали. — Проводи меня.
Амарча стоял, прижавшись к стояку-чимке.
— Перестань обнимать чимку! Брось, чего держишь перед глазами! — закричала Пэргичок.
— Не кричи на Амарчу! Лучше Палетой займись!.. Амарча — человек, а из нашего еще неизвестно, что выйдет!..
— Иди! Иди, слепота! Рассказывай всем! Иди к своей Эки, можешь не возвращаться! — кричала Пэргичок, — Тебе чужие дороже родных внуков!..
Амарча вывел Бали из чума, и они тронулись по протоптанной дорожке друг за другом.
— Эки, — заговорил дедушка Бали, усевшись на шкуре. — Не осуждай меня. Мне умереть легче. Был с глазами — и я кормил людей. Теперь забыл, как держат ружье… К голодной Тымани не могу привыкнуть. Сердце обливается кровью, когда она плачет и просит есть, а дать нечего — руки пустые. Иной раз и вправду думается: зачем ей нужно было появляться на свет в такое время. Жил надеждой — может, из внука что выйдет. Теперь вижу, вряд ли дождусь. Что мне делать, Эки? Мне надо в землю уйти… Твои сыновья ушли туда молодыми, а я задержался… А как уйдешь, коли еще не зовут?
Опустилась от таких слов голова у бабушки. Может, она несправедлива к людям? Разве не видит, что все еле-еле сводят концы с концами? Может, надо было взять это мясо и не обижать Пэргичок? Да… нынче как в прежние времена стало… У всех одно горе да заботы… Когда же жизнь-то наладится?..
Бабушка Эки делает вид, что поправляет платок, а сама незаметно смахивает слезинки. Надо, чтобы внук не заметил, что и у нее опустились крылья.
— Держаться нужно, Амарча. — Бабушка Эки называет его настоящим именем. — Придут еще сытые времена, придут. У меня тоже надежда — внук. Поднять бы его на ноги, а потом можно и уйти вслед за сынами. Креплюсь…
— Тебе, Эки, надо крепиться. Амарча будет настоящим человеком, — немного успокоившись, говорит дедушка Бали. — Если мы доживем до тех дней, когда он оперится, хэ, это будет надежный кусок хлеба! Амарча, тезка, надеюсь, и меня, седенького старичка, не обойдешь ниматом, а?
Амарча облегченно вздыхает — хорошо, что кончился этот тяжелый разговор, — смущенно мнется. Бали не видит этого и опять переспрашивает:
— Будет мне кусочек хлеба?
— Будет, амака!
Но не дождались обещанного кусочка хлеба ни бабушка Эки, ни Бали. Не виноват в этом маленький, Амарча. Никто не виноват, что вторая послевоенная зима была такой суровой и такой голодной в затерявшейся в бескрайней тайге Суринде. Жизнь за собою не признает вины…
Лишние кусочек хлеба, лишний кусочек мяса приберегала Эки для внука. Это, наверно, и подкосило ее.
Ударили сильные морозы; повисли мохнатые льдинки в туманном воздухе. В тайге — тишина, ни одна веточка не шелохнется, ни одного звука не слышно. Крепко-крепко уснула земля. Куропатки, глухари нырнули под снег, белки попрятались в гнезда — ни одна живая душа не шатается на морозе без дела. Лишь иногда по ночам раздастся треск умирающего дерева, напугает зайчишку, припустит он что есть духу со своего насиженного места под коряжиной, всполошит собратьев, и начинают они метаться по тропам, по полянам — греются. Набегаются вдоволь и к утру снова возвращаются к своим убежищам: прыг под колодину или в сугроб, и — словно их и не было.
В такие дни людей спасает только жаркий костер. Подставляй руки к огню, переворачивайся боками — грейся, огонь не даст в обиду.
Пошла бабушка Эки осматривать петли и пасти, поставленные на зайцев, да, видно, не рассчитала силы.