Мне снятся небесные олени

До самой темноты в тот день Амарча держал огонь живым, то и дело подбрасывая дрова. Весело, бойко разговаривал огонь, а когда дрова кончились, замолчал, изошел дымом. Тут сразу же дал знать о себе мороз — полез под маленькую парку, кусается; руки начало сводить. Амарча укрылся меховым одеялом, надышал там, вроде теплее стало. Подожду маму, решил он. Сколько так лежал — не помнит, потому как дремал. Может, этого времени хватило бы на одну трубку, а может — на десять, но, наверное, прошло все же несколько часов. Мороз пощипывал все сильнее. Амарча ворочался, крутился, поджав под себя ноги. В голову лезли тревожные мысли: «Где же бабушка, почему ее нет? Неужели она наловила столько зайцев, что не может донести одна? Можно ведь оставить половину, а завтра сходить за ними? А может, она в темноте потеряла тропинку и никак не выберется из лесу?.. Да нет, бабушка и с закрытыми глазами найдет дорогу домой. Где же она?»

Сколько мог, столько и крепился Амарча. Но холод и тревоги одолели его, и он стал потихоньку хныкать.

— Мама, мама! — подвывал он. И ему была легче.

Послышался лай Качикана. Бабушка Эки, мама, пришла!.. Амарча сразу же забыл о слезах, сбросил одеяло и выскочил на мороз. Кругом темнота, хоть глаз коли. Едва разглядел Качикана.

— Качи! — радостно позвал он.

Собака завыла.

— Качи! — Пойдем в чум!

Качикан покрутился возле его ног и снова исчез в темноте.

— Качи! Качи!

Собака опять горько завыла; словно кто обидел ее, и, подбежав к Амарче, постояв немного, скрылась.

Амарча замерз, дрожит весь. Хотел было зайти обратно в чум, но смутная догадка остановила его: «С бабушкой беда! Качикан на помощь зовет!»

— Качи!

Вой раздался уже у самого леса.

«Беда! Бабушка не может вернуться, что-то случилось!» Амарча закричал, заплакал и тоже, не помня себя, побежал к лесу…

Никто не знает — ни тетя Наташа, ни дядюшка Мирон, почему Воло в такой мороз вышел на улицу по нужде. Вышел и — не увидел летящих из чума искр, потом услыхал чей-то плач и вой собаки.

Вся семья Мирона Фаркова бежала в темноте по лесу, теряя дорогу, проваливаясь в снегу, крича и зовя Амарчу. Он нашли его, когда тот уже лежал, свернувшись калачиком, возле колодины. Руки-ноги не гнулись, горло хрипело — он не мог даже плакать.

Бабушку Эки обнаружили только утром. Скорчившись, она сидела на тропе, за спиной — поняга с двумя зайчишками, рядом — посох и чуть в стороне — сухостоина. Ее бабушка несла для костра.

— Хэ! Эки, Эки… — сказал дедушка Бали. — Ушла как ездовой олень. Запалила свое сердце, оно и не выдержало, разорвалось на ходу. Хэ, горе-то!.. Пусто будет Амарче без тебя. Жаль мужичка… не окрепли покуда крылышки, не встал он еще на ноги…

Амарча обморозил руки, щеки и уши. Их намазали жиром, руки замотали тряпочками, а щеки и уши оставили так. Они почернеют, обрастут коростами, а потом коросты, отвалятся. Это небольшая беда. Но как зарасти коростам на сердце?

Бабушку Эки стали готовить в «дорогу». Грудь и живот обмыли горячей водой, нарядили в приготовленную заранее «походную» одежду, не застегивая пуговиц и не завязывая ремешков, — так легче и свободнее улетать душе. На дно длинного ящика лег кумалан[39], а на него — покойница. В изголовье положили шкатулку для иголок и наперстков, рядом — кремневку, провиант для охоты, посох, огниво, кисет с трубкой, скребки для обработки шкур. Полный стал ящик — все умела делать бабушка Эки, «там» ей все это пригодится. Принесли раскаленную сковороду, бросила туда кусочки жиру, они затрещали, задымились. Этим дымом окурили уходящую к нижним людям — пусть «там» понюхают и узнают, что здесь, в Срединном мире, люди живут сытно, с едой.

Все было сделано как полагалось, когда человека провожают в последний путь. До ямы, вырытой рядом с холмиком Колокана, несли бабушку женские руки. Так положено. Опустили длинный ящик в яму, полетели туда мерзлые комья земли, и тут весь ритуал прощания нарушил Качикан.

Видели его, тащившегося вместе со всеми, забегавшего вперед, лаявшего на женщин, несущих домовину, но не обращали внимания. Чаще, горестно и жалостно вздыхая, посматривали на Амарчу, до конца не осознавшего всего, что происходит. Но когда посыпались в яму комья земли, Качикан зарычал, прыгнул туда и залился хриплым лаем. Хэ, что тут началось! Шарахнулись все в разные стороны, женщины заголосили:

— Не хочет отпускать бабушку Эки!..

— Кого-то она здесь забыла!.. Ээ… э!

Испуганно остановились мужчины, побросали лопаты и отошли от ямы. Такого еще не бывало. Может, собака права, ведь она тоже что-то соображает… Все знали умение бабушки Эки выбирать щенков, может, она была связана о ними какой-то тайной связью? А может, дело тут в Духах ее дочери-шаманки?

Наконец Егор Тириков спрыгнул в яму, вытолкнул оттуда визжавшего, упиравшегося Качикана, потом они с Фарковым вдвоем засыпали могилу землей…

«Зачем так уходит Эки? Она же добрая. И не мы ли молили, чтобы ее душа с Верхнего мира поскорее вернулась назад в сердце нового человека?» — недоумевали люди.