— Ладно. Вот отпасет свою очередь, тогда возьмусь за него. Слушай, а может, этот городской барчук, Алоизас, его подначивает?
Симонас затрубил где-то за нашим домом. Пора! На улице мычали коровы, блеяли овцы. Я подбежал к окну, выглянул в сад. Вон стоит старый клен, на нем гнездо диких голубей. Рядом — сиреневый куст. Там было мое королевство. Теперь оно разрушено дотла... Вниз по течению уплыли обрывки тетрадного листка, на котором была моя клятва... Ни королевства нет, ни старушки Пятронеле... Какой-то человек в черном костюме заколотил окна ее хибарки, погрузил на телегу Пятронелин сундучок, подушку, какие-то узлы и уехал... Позади телеги, привязанная к грядке, шла, опустив голову, Пестренькая, как ласково называла ее Пятронеле... — Пранас! Завтрак стынет!..
Я оторвался от окна... Нет у меня королевства, я сам его разрушил, сам раскидал и трон, и украшения, перебил елочные игрушки... Зато меня ждет Симонас, его звонкая труба и интересные рассказы... Я буду пасти нашу Белянку и хитрую Безрожку Матаушаса. Ох и достанется ей — не пощажу! Не стану плясать под дудку Матаушаса, что бы ни пел угодливый Мурлыка, как бы ни ластился... Ну а вечером, когда мы с Симонасом пригоним стадо в деревню, когда, набегавшись за день, я упаду на кровать, можно будет помечтать. Пусть королевство мне снится — самое милое дело после трудового дня!