Мне так хорошо здесь без тебя

Руками в латексных перчатках я доставал один предмет за другим, выбрасывал в мусорную корзину то, что совсем превратилось в труху, и вешал то, что еще было возможно повесить. Едва очередной предмет оказывался на веревке, с него начинал капать бензин. И в этом был дополнительный бонус, о котором я не подумал раньше. Все смотрелось так, будто зверски замученные вещи истекают кровью. Я еще не успел закончить, а камеры уже начали щелкать у меня за спиной. В толпе даже послышалось одобряющее улюлюканье. Я мысленно поблагодарил группу поддержки за возвращение мне малой толики самоуважения.

Фотографы охотно снимали толпу: многие зрители щеголяли в защитных масках, что выглядело весьма эффектно. Когда я давал интервью финскому журналисту, подошла Анна и сообщила, что им пора. Камилла стояла рядом и зажимала нос.

– Да, заяц, воняет, как на заправке. – Я хотел погладить ее по голове, но вспомнил, что на руках у меня перемазанные бензином перчатки. – Тебе понравилось?

Однако Камилла слишком увлеклась разглядыванием финна, у которого как будто не было бровей, и воздержалась от комплиментов в мой адрес.

Анна извинилась перед журналистом и сказала:

– Мы уже совсем опаздываем. Поздравляю, Ричард. Получилось очень здорово.

Это прозвучало грустно и нежно.

– Господи, ты мне хоть позвонишь?

Анна явно смутилась от этого вопроса, заданного при всех.

– Милая, поздравь папу.

Как только они с Камиллой скрылись в толпе, журналист взялся за меня:

– Это была ваша жена?

Я смотрел Анне вслед, снимая испорченные перчатки. А потом дал честный ответ:

– Была.

Глава 22

По всем критериям мира искусства, моя инсталляция имела успех. Много хвалебных отзывов в европейской и американской прессе – в том числе и пространный панегирик от бывшего работодателя Лизы, «Геральд трибюн». Со мной вышли на связь даже из «Нью-Йорк таймс» по поводу интервью, и мне пришлось впервые в жизни делать свой студийный портрет.

К середине апреля в Ираке творилась фантастическая жуть. Рухнула бронзовая статуя Хусейна, и началось повсеместное мародерство, никак не пресекаемое иностранными войсками. Штаты недвусмысленно продемонстрировали истинную сферу своих интересов, выставив вооруженную охрану только вокруг Министерства нефти, а Национальный музей Ирака оставив на разграбление. Кому нужно «культурное наследие», когда речь о чужой культуре?

В новостях сообщали о полной анархии на улицах. Босые мародеры тащили офисные столы и стулья, грузили на ослов потолочные вентиляторы и разбитые компьютеры. Репортер «Ассошиэйтед Пресс» уверял, что видел группу людей, кативших по улице рояль из какого-то отеля. Чувствовалось, что у журналистов буквально голова идет кругом от лицезрения этого магического реализма – «вы только посмотрите, что они тащат!» Все вокруг было пронизано зримым контрастом между «здесь» и «там».

Там были начиненные взрывчаткой автомобили, пыльные подвалы, набитые привозным оружием. Там журналисты заканчивали свою жизнь в баре, едва успев заказать «Швепс». Там были ужас и смятение, которые лишь усугублялись долгими периодами тишины.

А что в Париже, в моем Париже? Здесь мне звонил Азар, инсталляцию собирались купить. Желающих было уже трое, и намечался четвертый. Обо мне продолжали выходить статьи, меня называли ясновидцем. Восторженные кабинетные писаки заявляли, что «этот малоизвестный англичанин станет новым лицом французского искусства». Мне следовало радоваться, гордиться собой. Однако в первые недели необычайно теплого, окутанного пыльцой апреля я познал новые грани отчаяния.

Анна пресекала все мои попытки обсудить траекторию движения нашего брака, а также пассивно-агрессивные расспросы о ее «свиданиях». Повторяла, что ей нужно время. Много времени.

Но работа над инсталляцией завершилась, и у меня теперь не было ничего, кроме времени. И хотя я понимал, что принуждать ее к разговору чревато катастрофическими последствиями, молчать становилось все сложнее.

А потом, как будто в моей жизни было мало безнадеги, ко мне вернулся «Синий медведь». Жюльен заявил, что не может оставить проданную и возвращенную картину в галерее, это якобы плохо для бизнес-кармы, и настоятельно предложил ее забрать. Сначала я думал обсудить это с Анной. Может, она согласится принять «Медведя» – хотя бы на хранение, в доме ведь для него больше места. В ее доме.