Мне так хорошо здесь без тебя

Ближе к концу апреля настал день, когда я наконец получил Камиллу в свое полное распоряжение. Не то чтобы она по мне особенно скучала, просто отменилась ночевка у подружки, которую скосил грипп, вечный бич маленьких граждан в межсезонье.

У меня был запланирован целый список развлечений на выходные – так, чтобы наполнить обществом дочки собственные эмоциональные закрома и как-то пережить без нее следующую неделю и чтобы ей было о чем с восторгом рассказать маме по возвращении. Таким образом, моя невинная малышка выполняла для меня две функции: психотерапевта и специалиста по связям с общественностью.

Я отвел ее в зоопарк, угнездившийся в самом центре Ботанического сада – весьма депрессивное зрелище, если не держать при этом за руку пятилетнего ребенка. Глядя на обезьян, Камилла видела только резвых пушистых созданий с ножками и ручками, почти как у человека, с маленькими детками, которых мама обнимает, совсем как ее. Она не видела неприбранные клетки, кучи грязного сена, от которых несет мочой, не замечала, что у бабуина на нервной почве вылезает шерсть, а самка с детенышами то и дело трется спиной о прутья.

Мы ели блинчики с лимонным маслом в ресторане «Le Train Bleu» на втором этаже Лионского вокзала – самом красивом ресторане в Париже, а то и во всей Франции. Его интерьер представляет собой гимн арочным потолкам, пышной лепнине, блеску ведерок для льда и прочей мишуры. Я сидел в окружении пожилых пар, бизнесменов, смазливых туристов из Восточной Европы и наслаждался обществом Камиллы. Конечно, я наслаждался бы еще больше, если бы несчастный шлепок пшеничного теста не опустошил мой карман на четырнадцать евро, но и это не сильно омрачило мое счастье.

Мы пошли в кино на мультик «В поисках Немо», потом в «Макдоналдс» – под клятвенное обещание ничего не говорить маме. Я купил ей бело-зеленые туфельки с божьими коровками на мысках. Я не сводил с нее глаз, донимал расспросами. Она была так похожа на Анну.

Воскресным утром я устроил последний номер шоу-программы «Чудо-папа» – повел Камиллу в Люксембургский сад кататься на пони, которые стоят там в рядок у теннисных кортов. Под завезенными с югов пальмами дул пронизывающий северный ветер, и когда мы вернулись домой, малышка очень устала. На часах было четыре, Анна собиралась забрать ее в шесть, и я все-таки уложил дочку поспать наверху, решив поднять ее через час, чтобы она не устроила матери истерику с отказом ложиться спать в обычное вечернее время.

Сам же я устроился внизу за маленьким столом, служившим мне и обеденным, и рабочим. В последнее время я раздумывал, как бы сделать из своих сентиментальных интервью нарезку и вплести во что-то, на первый взгляд совершенно с ними не связанное. Но у меня не хватало духу ничего резать. Я просто садился и в очередной раз пересматривал их целиком. Стыдоба. Пошлый опиум для слабака.

Я включил первую запись – интервью с родителями – и перемотал на семнадцатую минуту.

«А какое у тебя самое приятное воспоминание, связанное с папой?» – послышался мой голос из динамика. Мама грызла ноготь. «Не знаю… Только одно?» Папа расплылся в улыбке. «Что, сложно? Ну да, я же во какой парень!» «Сейчас, дайте подумать. Когда я сообщила ему, что беременна, он засунул под свитер подушку и пошел так на работу. Помнишь?» Папа расхохотался, а мама продолжала: «А еще когда мы возвращались из Италии, из свадебного путешествия. Летели на таком маленьком самолетике, мест на десять, наверное. И трясло этот самолетик просто жутко. А папа всегда в таких случаях держит меня за руку. Мы сидели рядом, а через узкий проход от нас была молоденькая девушка, лет шестнадцати или семнадцати, помнишь? Она явно очень боялась. Наверное, она вообще в первый раз летела. Сидела и раскачивалась вперед-назад. В общем, папа просто взял за руку и ее. И так мы сидели втроем держась за руки, пока не прошли турбулентность». «Да, потрясло нас тогда изрядно», – подтвердил папа, кашлянув. И снова мой голос: «Это твое самое приятное воспоминание?» «Это проявление доброты, Ричард. Когда я злюсь на него, я вспоминаю, как он пожалел ту девочку».

Некоторое время все молчали. Мама барабанила пальцами по столу, папа внимательно за этим следил. Тишина. Тишина. Тишина сжимала кольца вокруг моего горла, как анаконда.

И вдруг в дверь постучали. Опять свидетели Иеговы. Я поставил видео на паузу, но к двери не подошел.

Стук стал настойчивей. Я переключил на запись Гарольда и Рози. Не хватало еще, чтобы группа узревших Свет подростков узрела, как я тут смотрю на родителей и смахиваю слезу.

Опять стук.

– Ричард, это я.

Анна!.. У меня по всему телу прокатилась теплая волна. Я подскочил и открыл хлипкую защелку, которая притворялась дверным замком.

– Привет! – воскликнул я, не скрывая удивления.

– Привет.

– Ты решила зайти?

Она склонила голову набок.

– Пять часов.

– Так ты зайдешь?

Я распахнул дверь, но Анна осталась стоять в коридоре.

– Ричард, пять часов. Мы договорились, что я забираю ее в пять.

Я понизил голос до шепота:

– Слушай, она спит. Мы вроде на шесть договорились.

Анна прикусила губу.