Мне тебя обещали

– А ты вообще слишком много рефлексируешь. Причем во вред себе. Давай договоримся, что в среду, уезжая отсюда, ты все проблемы оставишь за окном этой квартиры. Нам не нужен такой груз, который будет тянуть назад, в прошлое. Лучше давай присядем на камень, приставим ладони козырьком ко лбу и посмотрим вперед. Это намного приятнее.

16

Мы дома. Донесли чемоданы до веранды и сразу присели на них, не открывая дверей, ставней. Спешим вдохнуть здешний воздух. Задерживаем его в себе, не сразу решаясь на выдох. Наполняемся эликсиром настоящей жизни, не похожей на существование в большом городе. Конечно, неприятно называть года, проведенные там, существованием. Но здешнее ощущение свободы отчетливо дает это понять.

Находишь те ощущения, о которых вроде бы знал, но никогда не пробовал на вкус. И ты пробуешь, подбирая пальцами стекающий с губ малиновый сироп, радуешься, повторяя: «Знал, что вкусно, но не настолько же!» Иногда один новый вкус способен подарить чувство абсолютной гармонии вокруг. Вот тогда понимаешь, как мало нужно для счастья, – не всегда долгожданное и материальное. Чаще всего – самое простое.

В городе по-прежнему не слышно ветра. Сюда еще не добралась плаксивая осень, здесь сентябрь пока только удлинил рукава местным жителям. В воздухе неуверенная прохлада, запах моря с рисунком спокойного неба на поверхности, аромат диких яблок, от тяжести которых причудливо гнутся ветви. Белки облегчают их, обгрызая маленькие, чуть суховатые плоды. Яблоки падают на землю с глухим стуком, застилая ее зелено-желтым ковром, а совсем скоро повсюду воцарится запах фруктового компота. Тетя Эльза варила его из яблок, инжира и кизила. Процеживала, разливала в банки, закручивала на зиму. Мой любимый бледно-розовый напиток с крошечными инжирными зернышками.

Мы с Водопад ждали эту осень. Даже когда настенный календарь потерял десятый листик сентября, нам не очень-то верилось в наступление этой поры, когда бесполезны сомнения. И сейчас, здесь, на веранде дома ее детства и нашей юности, мы улыбаемся, говоря: «Ты наконец пришла, осень». Томная красавица с оранжевыми косами, глазами на мокром месте, непостоянная, со сложным характером. Она – за прямоту, за ясность. У нее не такие уж великие запросы: уважение к роскоши сухой листвы в аллеях, печали удвоенного в лужах неба, побольше правды в оценках, словах, делах. Спокойная надежда и поддержка тех, кому тяжелее.

Все признания, удержанные в сердце весной, зимой или летом, разливаются бескрайним морем осенью. Величина душевных капиталов должна оглашаться исключительно осенью. В это время, говоря словами песни, льющейся из наушников, главное то, что «я еще чую, я еще помню» и даже если «может быть – вместе, может быть – я». Осенью не всегда становится прекрасно, но точно легчает. Хорошо в каждом ее дне видеть поддержку. Прийти в парк, растерянным и грустным, прислониться к дереву, растечься мыслями по пустым тротуарам, и увидеть, как небо плачет за тебя. Или с тобой. Осень разделяет человеческое одиночество, требуя взамен самого малого – присутствия.

Дядя Иси приносит Фредика, тот от счастья носится по веранде, закидывает свои короткие лапки на наши ноги. Недовольно тявкает, мол, как вы могли, так надолго меня оставили! Нацеловавшись с Водопад, толстый пекинес подбегает ко мне, просится на руки, тоскливо засматриваясь в сторону сада: «Ну же, пошли гулять». Фредик обожает, когда, взяв его на руки, я гуляю с ним вокруг деревьев, кустарников. Ощущая себя великаном на такой высоте, он гордо оглядывает округу, принюхивается к скукожившимся плодам инжира, цветам шиповника, к сгусткам муравьиного клея на стволах персика. Когда-то нас с Фредиком сдружили именно эти прогулки, я подарил ему возможность летать, пусть и на чужих руках. А у собак, в отличие от людей, хорошая память на хорошее – и плохая на плохое.

Дядя Иси рассказывает, что тоскующий пекинес соглашался есть только на берегу моря. Под шум волн, напоминавших ему о жизни с хозяйкой. «Я брал корм, миску, и мы спускались к морю. Там есть старая перевернутая лодка “Жасмина”, помните? Присаживались на нее, смотрели с Фреди на горизонт. Он лаял, когда волны, собираясь веером, громко разбивались у берега. Я думаю, это он вас звал». Сосед, похожий на пожилого Хемингуэя, вещает о своей жизни в компании Фредика, а Водопад, тиская мордочку мохнатого толстопуза, плачет.

Когда-то мы вместе – я, она, тетя Эльза и дядя Гурам – шли гулять к морю. Я помню владельца «Жасмины», коренастого смуглого рыбака со шрамом на правом локте. Он назвал свое небольшое, но верное судно в честь погибшей дочери. Единственной дочери, неземной красоты, которую отняло у него море. Поговаривали, что рыбак каждый день без выходных ходил в море не за рыбой, а чтобы найти тело дочери. Он так и не нашел ее и умер в день, когда в этом красивом городке расцвели сады.

В доме совсем нет пыли и до сих пор пахнет корицей. За день до отъезда Водопад пекла шоколадный пирог с корицей.