Мне тебя заказали

Медлительность и излишняя разговорчивость подвели Нордмана, надо было молча стрелять в лоб… А Нырка выручил обычный животный страх. Делать ему было нечего, глаза Нордмана говорили, что он шутить не собирается и обязательно выстрелит через несколько секунд, Нырок пригнулся, сделал отчаянный рывок в сторону, а затем сильно толкнул ювелира головой в грудь. Тот упал, выронив пистолет, но сдаваться не собирался, и отдавать хоть что-нибудь из накопленных годами денег и ценностей тоже. Они сцепились на полу, оба пытаясь дотянуться до пистолета, Нордман оказался на удивление силён физически и достаточно ловок для своего возраста. Ненависть к вору придавала ему дополнительных сил, и он чуть было не задушил незваного гостя. И все же более молодой и сильный Нырок одержал верх, дотянулся пальцами до пистолета и выстрелил Нордману в голову из его же оружия. А затем жадность подвела вора. Он, презрев опасность, все же не хотел отказываться от дела своей жизни и стал опустошать квартиру. На этом занятии его и взяла бригада оперативников, вызванная соседями, услышавшими выстрел.

Нырок получил за свой подвиг пятнадцать лет и строжайший выговор от тех, кто готовил почву для этого преступления. А готовил его некий уголовный петербургский авторитет по кличке Палёный. И отправился Нырок, несолоно хлебавши, в дом родной на пятнадцать лет…

…Отчего-то Алексею не понравился тяжёлый напряжённый взгляд исподлобья, которым одарил его вновь прибывший Нырок, взгляд изучающий, любопытный… Бесцветные глазёнки из-под густых бровей загорелись интересом…

В зоне к Алексею большинство заключённых относились с уважением. Статья у него была почтённая, человек он был заслуженный, бывший офицер, бывший предприниматель. Несколько попыток как-то ущемить его права он предотвратил мгновенно. К тому же по воровской почте передали, что у Кондратьева есть влиятельный покровитель в воровском мире — об этом сумел побеспокоиться Сергей Фролов, связавшийся со своим боевым товарищем Алексеем Красильниковым. И хоть его старший брат, знаменитый Чёрный, находился в бегах, это громкое имя производило впечатление… Кондратьев попал в разряд «мужиков», от тёплых мест отказывался и работал на лесоповале.

…Он ворочался на нарах и вспоминал свою жизнь… Сидеть оставалось ещё долгих четыре года… И что ждёт его на воле? Ничего у него нет, ни квартиры, ни близких людей. Недавно он узнал, что от инфаркта умер его отец и тяжело больна мать… Тридцать семь лет, и ничего — ни дома, ни семьи, ни детей…

Грели душу только воспоминания о погибших Лене и Митеньке, только это и было точкой опоры. Да ещё, пожалуй, печальные глаза Инны, глядящие на него, сидящего в клетке, из зала суда, когда зачитали приговор, слезы, текущие по её бледным щекам… Про Инну он вспоминал все чаще и чаще…

Нет, никак ему не спалось… Он слез с нар и пошёл в сортир. Шёл и не слышал, как вслед за ним с нижних нар поднялся ещё один зэк… Был первый час ночи.

Стоя в туалете, Алексей не расслышал за своей спиной бесшумных шагов. Он почувствовал присутствие человека каким-то шестым чувством, тем самым тревожным чувством, ощущением приближающейся неизвестно откуда опасности, которое не давало ему спать. В этот момент он закуривал сигарету…

Он резко обернулся и увидел прямо перед собой перекошенное лицо Нырка. В его руке блеснула острая заточка. Ещё мгновение, и заточка вонзилась бы в его тело…

Ни секунды ни раздумывая, Алексей ногой выбил заточку из руки Нырка.

Затем ударом кулака в челюсть он сбил киллера с ног. Сразу припомнился злополучный Мойдодыр, но на сей раз мысли у Алексея были совершенно иные. Теперь не только обороняться хотелось ему, надоело бесконечно защищать свою жизнь неизвестно от кого. Бешеная, захлёстывающая злоба к этим тёмным неведомым силам, ополчившимся против него неизвестно за что, охватила его. Ему захотелось смерти киллера. Но ещё больше захотелось, чтобы он рассказал, кто его подослал. Должно же когда-то тайное стать явным…

Нырок лежал на спине на полу сортира, а Алексей сидел на нем верхом. «Только бы не зашёл не вовремя вертухай, — молил он. — Сейчас, сейчас я узнаю все…»

Он поднял с пола острую заточку и приставил её к бесцветному выпученному глазу Нырка.

— Говори, кто тебя подослал, кто заказал меня? Говори! — буквально шипел Алексей.

Нырок пытался сопротивляться, но железные пальцы танкиста не оставляли ему никаких шансов. К тому же он понимал, что одно движение — и его же собственная заточка лишит его правого глаза. А этого ему никак не хотелось…

Не хотелось, конечно, и колоться. Слишком уж серьёзным человеком был тот, кто послал его на это дело, кто дал взятку за то, чтобы его направили именно в эту колонию, где сидел Алексей. Но выбора не было. Побарахтавшись немного, Нырок выдавил из себя через силу:

— Палёный.

Сказанное им услышал не один Кондратьев. Рядом с Алексеем стоял так же бесшумно вошедший в туалет Меченый.

— Знаю Палёного, авторитет из Питера, — прохрипел Меченый. Алексей обернулся от неожиданности, Нырок было дёрнулся ещё раз, но железные пальцы продолжали давить ему горло.