Мне всегда везет! Мемуары счастливой женщины

К тому времени, конечно, я знакома была с его «Историей античной эстетики». О Лосеве ходили легенды. Говорили, что он слеп, что обладает какой-то невероятной трудоспособностью, что женат на своей бывшей аспирантке, Азе Алибековне Тахо-Годи, которая в МГУ заведует кафедрой…

И все это оказалось чистой правдой.

Внешний облик Алексея Федоровича впечатлял. Античный профиль, профессорская черная шапочка, которую доводилось до того видеть лишь на старых фото, очки с сильнейшими линзами (он мог различать только свет и тьму, потеряв зрение еще в лагере, о чем мы, конечно, не знали, учась у него). Манера говорить — четкость, ясность, уверенность изложения, показывающая работу мысли, — восхищала.

Я смотрела тогда на Алексея Федоровича и не верила своему счастью: неужели мне повезет и я смогу целый год учиться у него.

Так и произошло. Начиная с сентября 1979 года мы, аспиранты-первокурсники двух кафедр — русского языка и общего языкознания, — приходили на Арбат, в квартиру профессора Лосева для занятий древнегреческим языком, латынью и сравнительным языкознанием.

Собирались мы в подъезде, поджидая всех, чтобы заходить всем вместе. Стояли у батареи и трепетали. Задания были большие, занятия проходили очень интенсивно, поэтому, стоя на лестнице, мы спрашивали друг у друга о том, как получилось разобрать текст и прочее. Наконец звонили в дверь. Открывала нам очень строгая женщина (помощница по хозяйству), мы переобувались в прихожей и проходили в комнату, где обычно занимались. Книжные шкафы повсюду, самый любимый запах — книг, большой круглый стол, лампа над ним… Мы рассаживались. Выходил Алексей Федорович. Обычно вела его Аза Алибековна, прекрасная, сильная, внимательная. Она строго проверяла присутствующих. Говорила нам потом, что Алексей Федорович очень огорчается, когда аспиранты пропускают занятия.

Мы к тому времени знали, что отец Азы Алибековны, видный государственный деятель, был репрессирован и расстрелян в 1937 году. Фон страданий предыдущих поколений постоянно сопровождал нашу жизнь. Но мы так и не узнали (не те были времена, чтоб об этом говорить с группой аспирантов), что Алексей Федорович тоже был репрессирован, приговорен к 10 годам лишения свободы, прошел лагеря. (Срок ему, по ходатайству Е. Пешковой уменьшили.) Там, в лагерях, и потерял зрение Лосев. Уже много позже, в конце 90-х, прийдя в ту же квартиру на Арбате к Азе Алибековне, сдружившись, сблизившись с ней, ее сестрой Миной Алибековной и племянницей Леной, я узнала детали, описанные к тому же в подробной биографии Лосева, которую опубликова Аза Алибековна.

…Выходил Алексей Федорович — после своего тяжелого трудового дня (в первую половину дня он очень интенсивно работал) — и начинался наш урок.

Первые же мои личные ощущения: я поняла, насколько же мало я знаю, насколько недостаточно и скудно мое образование. А ведь я была не худшей ученицей в школе. Но в общении с Алексеем Федоровичем наглядно и очень страшно проступала пропасть — разница между гимназическим дореволюционным образованием и нашим школьным, которое теперь считают чем-то выдающимся.

Слепой старый человек (А.Ф. было тогда 86 лет!) владел своими предметами настолько, что подмечал каждую нашу ошибку, неточность, интонационную неверность. Он наизусть знал тексты, которые мы разбирали! О каждом слове он мог рассказать целую его историю. Кстати, он нам всегда говорил, что Слово — самая большая и интересная загадка. Рассказал, как однажды его приятель, собираясь в отпуск, попросил дать какую-нибудь увлекательную книгу. И Алексей Федорович ему посоветовал: «Возьми словарь. Более увлекательного чтения не знаю».

Наслаждаться свободным общением с Алексеем Федоровичем мешал стыд за свои скудные знания. Но знания — дело восполнимое. Главное — вовремя понять, что учиться надо всю жизнь, каждый день.

Спрашивал нас Алексей Федорович по очереди, строго вслушивался, заметив ошибку, шутил, восклицая, как Епиходов:

— Что етта такое?

Он вообще иногда шутил, как мальчишка-гимназист, а слыша наш смех, умилялся и повторял:

— Колокольчики мои, цветики степные.

Ох, точно, были мы «цветики степные»… С нашим тогдашним образованием.

У Алексея Федоровича же образование было фундаментальным, заложенным в ранние гимназические годы. Бывало, объясняя какое-то правило древнегреческого языка, он говорил:

— Вот над этим правилом я в гимназии много поплакал, много поплакал — трудное, никак не давалось.

У меня сохранились три огромные папки — все упражнения, заметки, разборы, сделанные на занятиях с Алексеем Федоровичем. Листаю их иногда и думаю: неужели всего за один учебный год мы подняли такой материал?

Счастливое время.

Весной сдавали экзамен Алексею Федоровичу по всем трем его предметам. Я готовилась днями и ночами, волновалась как никогда. И вот — получила похвалу от Учителя! Ему понравилось, как четко и ясно я излагала материал. До сих пор счастлива от этой похвалы.