Мнемосина (СИ)

— Шутка? — переспросил поэт, поравнявшись с Ариком. — Шутка?! Ну что ж, смейтесь! — и припал к губам певца в каком-то шальном, отчаянном порыве.

Я наблюдал за сценой с некоторым смущением. Остальным, похоже, тоже было неловко. Спокойны остались лишь Ангелика и сам Арик.

— Вот видите, нам с вами удалось сыграть расписанные роли, — произнес он, когда по истечении времени, показавшегося томительно долгим, мужчины разъяли губы.

Певец был абсолютно бесстрастен, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло, Лизандр же сделался совершенно пунцовый и тяжело дышал. Я подумал, что шампанское ударило ему в голову.

Чтобы сгладить возникшую неловкость, Гар поспешил завязать глаза Марике, которой предстояло тащить очередной фант. Им оказался серебряный крест на оранжево-черной ленте «цвета дыма и пламени». Девушка медленно ощупала расширяющиеся лопасти креста, кончиками пальцев изучила круглый медальон в центре. Со своего места я не мог видеть, но знал, что там выгравирован святой Георгий, разящий дракона. На обратной стороне медальона переплелись буквы «С» и «Г».

— Никак не могу понять, что мне досталось, — поведала Марика свои ощущения. — Какой интересный предмет. Уверена, прежде я никогда не держала в руках ничего подобного. Даже не представляю, что это может быть. Итак, вот мое пожелание: хочу, чтобы владелец поведал нам историю, как попал к нему этот предмет, что он означает.

Девушка сняла повязку и с любопытством осмотрела гостей.

— Крест принадлежит мне, — сказал я.

— И что это? — подбодрила меня Марика.

— Святой Георгий. Орден, которым награждают тех, кто отличился в сражении, выведал ли важные сведения о позициях неприятеля или пленил вражеского офицера.

— За что же его получили вы?

Я приготовился ей ответить и вдруг застыл, точно пораженный громом. Потому что не знал ответа. Я не помнил, как оказался у меня святой Георгий!

Время вдруг замерло и сделалось совершенно прозрачным, точно стекло. Сквозь него четко просматривались лица собравшихся: заинтересованное Януси, подбадривающее Габриэля, с приоткрытым от любопытства ртом Марики, Горностаева с его вечной кривой усмешкой — всех, всех, всех, кто ждал моего ответа. А я, еще мгновение назад уверенный, что знаю нужные слова, вдруг обнаружил в том месте своей памяти, где должна была храниться эта история, зияющую брешь, как от удара снаряда.

Прежде, чем опустить орден в вазу, я снял его со своей груди — на мундире остался след в том месте, где он был приколот. И я должен был знать за какие заслуги меня отметили этой высокой наградой. Внезапно мне пришло в голову, что награда могла и не быть моей. Вдруг в пылу сражения я принял орден от умирающего товарища — исключительно из желания передать его семье, и не найдя более надежного места, приколол себе на грудь. А потом позабыл о том и теперь горделиво ношу знак чужой доблести.

Мысли стремительно проносились в моей голове, шло время, и нужно было, наконец, сказать что-то, но мои губы пересохли и точно склеились.

Стекло пошло трещинами, когда через него пробился голос Марики:

— Не томите, Михаил, поведайте нам свою историю!

Время вышло, а я так и не придумал, что бы солгать.

— Я запамятовал ее, — сказал я и сам поразился тому, как неубедительно это прозвучало.

— Будьте смелее! — приободрил меня Гар. — Какой интерес играть, если все отказываются исполнять задания? Вспомните, каково пришлось Лизандру! А что же душа Сибель? Я обещал вернуть ее в целости и сохранности!

Все взгляды были устремлены на меня. Еще немного, и меня начали бы уговаривать, как вот только убеждали Лизандра, и в сравнении с его мои отговорки звучали бы смехотворно. Но чем сильнее я напрягал память, тем больше расходились края обнаруженной мною бреши, и все больше событий, могущих дать подсказку, в нее проваливалось. Окажись при мне дневники, я смог бы восстановить утраченное. Но их, разумеется, не было. Как не было в моей памяти нужной истории. Меня прошиб холодный пот.

— Согласно правилам, я оставляют свой фант без выкупа. Носите его с честью, — сказал я Марике.

— Не выдумывайте, Михаил. Я не позволю вам разбрасываться имперскими наградами. Что на вас нашло? Если вы волнуетесь, так и скажите, никто вас не осудит, — услыхал я голос Звездочадского. И хотя интонации были насмешливы, я четко различал акцент, который выдавал волнение моего друга. — Вашу историю я знаю отлично, и готов рассказать ее вместо вас, если Марика согласится принять выкуп от меня.

— Ну, разумеется, мы хотим знать, как было дело, — ответила девушка.

Мне показалось, ответь она иначе, и Звездочадский ударил бы ее. Я никак не мог взять в толк, отчего моя внезапная забывчивость так рассердила друга. Хотя, возможно, я поторопился с суждениями, и дело было вовсе не во мне, а в очередном cher ami Ангелики.