Мнемосина (СИ)

Что мог я сказать ей? Зачем преследовал? Примись я задаваться этими вопросами, нашей встречи и последовавшего затем разговора бы не произошло. Но в жизни порой случаются вещи, которые мы делаем без осмысления, поддавшись наитию, делаем сразу либо не делаем уже никогда, потому как на проверку разумом они оказываются лишенными всяческого смысла.

— Вы позволите? — спросил я и, дождавшись ответного кивка, опустился на стул против женщины, заработав неприязненный взгляд ее дочери.

— Меня зовут Михаил Светлов. А вы — Лигея. Я слыхал однажды, как вы читаете стихи. Не смог подойти к вам тогда, но, пользуясь случаем, делаю это теперь, чтобы…

Не успел я добавить «поблагодарить вас», как девочка меня перебила:

— Разве вы не видите, мама отдыхает!

Если бы взгляд мог прожигать, я бы тотчас вспыхнул и был испепелен дотла.

Лигея мягко осадила дочь:

— Тоша, что говорили твои гувернеры о надлежащем юной барышне поведении? Позволь господину Светлову объясниться. Вы желаете научиться стихосложению? Или радеете за кого-то другого? — обратилась вдова уже ко мне. Затянутой в тонкое кружево рукой она поправила выбившийся из прически локон, мимолетно коснувшись при этом лба, как делают люди, пытаясь восстановить в памяти минувшие события. Морщинка рассекла переносицу Лигеи. — Быть может, вы согласитесь повременить? Я недавно взяла ученика и все ему отдала, теперь приходится постигать стихосложение ab ovo[1], а это, к сожалению, не быстро. Мы могли бы обсудить условия обучения спустя несколько месяцев, если, конечно, вы располагаете временем и не растратите пыл.

Вдова виновато улыбнулась. Улыбка отчеркнула скулы и выявила ямочки на ее щеках.

— Простите мое любопытство, — решился я на вопрос. — Но ваша манера читать стихи напомнила мне человека, которого я знаю. Имя Лизандр говорит вам что-нибудь? Он обмолвился как-то, будто вы были его учительницей.

— Быть может, — Лигея опять приложила пальцы ко лбу, — Нет, не вспомню. Простите.

— Ни в коем случае. Это мне следует извиняться за навязчивость.

Я видел, что тема поэзии расстраивает Лигею, да и Тоша смотрела на меня волчонком. Костлявая и угловатая, девочка была совсем некрасива, и едва ли время смогло бы это исправить, но даже в столь юном возрасте на ее лице явственно читался характер: в ее упрямо поджатых губах, в выставленном вперед остром подбородке, в прямых бровях, сошедшихся в одну линию, во взгляде исподлобья.

— Оставьте маму в покое — вы и подобные вам бездельники, не желающие даже чихнуть самостоятельно, — отчеканила она, заставив Лигею ахнуть.

Разговор складывался вовсе не так, как я того ожидал. Я чувствовал себя случайным прохожим, застигнутым за чем-то неприличным, но не понимал, что сказал или сделал не так.

На сей раз я обратился к девочке:

— Тоша это ведь от Антонины, правда?

— Это от Антонии. В древних языках имя Антония значит противостоящая, а Тошей меня может называть только мама.

Она хотела меня напугать, но я знал наверное, будто кто-то невидимый нашептал мне эту истину, что причина ее ершистости — самый обычный страх. Девочка отчего-то боялась меня и своими нападками стремилась предвосхитить возможные атаки.

Я поднял вверх ладони, показывая, что не прячу оружия.

— Антония, не спешите винить меня во всех смертных грехах. Я лишь хочу поблагодарить вашу маму за те незабываемые мгновения, которые пережил, благодаря ее таланту. У меня нет ни цветов, ни свечей, какими принято вознаграждать артистов, но моя благодарность идет от чистого сердца, и я ничего не прошу взамен.

Лигея посмотрела на меня с явным замешательством:

— Простите, я не совсем понимаю. Вы подошли не потому, что хотите учиться стихосложению?

— Этим стоило бы заниматься в юности, теперь безнадежно поздно. Я могу проучиться целую жизнь, но ни не приблизиться к вам на йоту. Господь поцеловал вас в уста!

— Разумеется, я могла бы передать вам свой талант, — убежденно заявила Лигея. — И на это вовсе не требуется жизнь или даже полжизни.

— Нет, нет, и нет. Что бы вы ни думали, мне действительно ничего не нужно. Я оказался здесь волею случая и вскоре покину Мнемотеррию. Но там, откуда я родом, учат быть благодарными. Ничто не обходится нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость[2]. Спасибо — вот и все, что бы я хотел сказать. Ну и быть может, вы позволите угостить вас с Антонией?

Не дожидаясь их ответа, я подозвал официанта:

— Любезнейший, подайте нам сладких пирогов и пирогов сытных, принесите горячего супу с луком и бараниной, буженины, лососины, свежих ягод и фруктов, какие у вас имеются, шампанского с сыром, только не овечьим, а то я никак не могу приспособиться к его аромату, — тут я вспомнил Жанну с сестрой и уставленный сластями стол между ними, вспомнил старика из лавки поделок из камня, припасшего для Тоши леденец. Я подмигнул дочери Лигеи и уверенно продолжил. — Затем несите мороженое, лимонад и самые красивые пирожные, какие только существуют на свете. Я ничего не запамятовал? Что бы вы еще желали отведать?