Мнемоскан

— И, я вижу, вы привезли газету, — продолжал Смайт. — Превосходно! Итак, у нас есть видеофонная связь с лунобусом. Вот микрофон, вот здесь камера. Он заблокировал все камеры наблюдения в лунобусе, но мы можем видеть его через камеру видеофона, когда он выходит на связь, и он может видеть нас. Я собираюсь ему позвонить и сказать, что вы здесь. Он, по крайней мере, частично, ведёт себя разумно — выпустил одного из заложников. Чандрагупта сказал…

— Чандрагупта? — поражённо прервал его я. — Пандит Чандрагупта?

— Да. А что?

— Какое он к этому имеет отношение?

— Это он вылечил другого вас, — пояснил Смайт.

Мне хотелось хлопнуть себя по лбу, но это выглядело бы слишком театрально.

— Господи, ну конечно! А так же из-за него началась вся эта бодяга с судебным процессом. Он выписал свидетельство о смерти Карен Бесарян, которая умерла здесь.

— Да, да. Мы видели. Мы, разумеется, следим за ходом процесса. Излишне говорить, что мы вовсе ему не рады. Так вот, он говорит, что ваш, э-э…

— Кожура, — сказал я. — Я знаком с жаргоном. Моя кожура.

— Да. Он говорит, что ваша кожура будет страдать от сильных флуктуаций уровней нейротрансмиттеров в мозгу в течение, вероятно, ещё пары дней. Иногда он ведёт себя очень разумно, но временами становится чрезвычайно вспыльчив или превращается в параноика.

— Чёрт, — сказл я.

Смайт кивнул.

— Кто бы мог подумать, что будет легче скопировать мозг, чем вылечить его. Но в любем случае помните, что он вооружён и…

— Вооружён? — спросили мы с Карен в унисон.

— Да, да. У него горный пистолет — это такое альпинистское приспособление, стреляет металлическими штырями. Он запросто может кого-нибудь убить.

— Бог ты мой… — сказал я.

— Да уж, — согласился Смайт. — Ну ладно, я ему звоню. Не обещайте ему ничего, чего не можете дать, и старайтесь его не злить. Хорошо?

Я кивнул.

— Поехали, — сказал Смайт и нажал несколько кнопок на маленькой панели.

Телефон несколько раз пискнул; потом послышалось:

— Лучше бы у вас были хорошие новости, Гейб.

Изображение на экране видеофона было моим прежним лицом; я и забыл уже, как много седины было у меня в волосах. В его глазах было затравленное выражение, которого, как мне кажется, я раньше никогда не видел.

— Хорошие, Джейк, — сказал Смайт. Было странно слышать своё имя, когда обращаются не ко мне. — Очень хорошие. Твой… другой ты уже здесь, рядом со мной, в диспетчерской Нового Эдема. — Он жестом пригласил меня войти в поле зрения камеры, и я подчинился.

— Привет, — сказал я, и мой голос показался механическим даже мне самому. Я уже и забыл, как богат был мой настоящий — оригинальный — голос.

— Пффф, — сказал другой я. — Ты привёз газету?

— Да, — сказал я. Карен, держась за кадром, протянула её мне. Я поднял её к камере телефона, чтобы он смог увидеть дату и прочесть заголовки.

— Я, конечно, проверю её позже, но пока всё вроде в порядке; я верю, что ракета прибыла с Земли сегодня, и что ты — это, возможно, он.

— Открой иллюминатор на лунобусе, и ты увидишь ракету, — сказал я. — Она примерно в сотне метров и… сейчас прикину… должна быть видна с левого борта от тебя.

— И снайпер как раз только и ждёт, чтобы моё лицо появилось в иллюминаторе.

— Честное слово, Джейк, — вмешался Гейб. — На Луне нет снайперов.

— Если только он не прилетел с ним, — сказал другой Джек, указывая на меня. Я не помнил за собой такой паранойи. Мне это не нравилось.

Гейб посмотрел на меня. Он слегка приподнял плечи и немного вскинул светлые брови.

— Джейк, — мягко сказал я, — ты хотел меня видеть?

Лицо на мониторе кивнуло.

— Но как я узнаю, что ты — это правда ты?

— Это я.

— Нет. В лучшем случае — один из нас. Но в это тело может быть загружено любое сознание; то, что он внешне выглядит, как я, ещё не значит, что внутри у него мой мнемоскан.

— Ну так задай мне вопрос, — сказал я.

Он мог задать мне бесчисленное множество вопросов о вещах, которые лишь мы могли знать. Имя воображаемого друга моего детства, о котором я никому не рассказывал. Первая и единственная вещь, которую я подростком украл из магазина — портативная игровая приставка, которую мне просто невероятно хотелось иметь.

И я с удовольствием ответил бы на эти вопросы. Но он их задавать не стал. Нет, он выбрал тот, на который мне отвечать не хотелось. Было ли то из-за его извращённого желания унизить меня, хотя раскрытие этого факта причинило бы боль и ему, или он хотел показать мне, чтобы я объяснил это потом Смайту и остальным, как далеко он способен зайти — этого я определить не мог.

— Где именно, — спросил он, — мы находились, когда у отца случилось кровоизлияние в мозг?

Я посмотрел на Карен, потом снова в камеру.

— В его «берлоге».

— И что мы в этот момент делали?

— Джейк…

— Ты не знаешь, правда?

О, я знаю, я знаю.

— Не надо, Джейк.

— Смайт, если это опять какая-то лажа, я убью Гадеса — клянусь.

— Не делай этого, — сказал я. — Я отвечу. Отвечу. — Мне по-настоящему не хватало способности сделать глубокий, успокаивающий вдох. — Мы с ним ругались.

— О чём?

— Джейк, не надо. Ты слышал достаточно, чтобы понять, что я — это в самом деле я.