Мнемозина

— Ты перфекционист, Ванечка, — как-то ласково отругала меня Таня. — Зачем ты тянешь этот воз с камнями, которые тебе не пригодятся. Брось ты этого жлоба, пусть сам выкручивается.

Я только отмахивался, хотя понимал: Таня права, и это дело никак мне не поможет, ни морально, ни материально, и будет лучше, если завтра, вместо апелляции, я признаю доводы противной стороны, раз и навсегда закрыв эту страницу своей биографии. Но нутром я понимал, что не сделаю этого. Потому мне пришлось тащиться на другую сторону Москвы-реки, чтобы забрать портфель с документами. Позориться на заседании не хотелось, даже зная, что шансов нет.

По дороге я завяз в пробке и, поскольку делать было нечего, влез в сеть, попытавшись поискать в криминальной хронике сведения о убийствах молодых женщин, схожих с убийствами, совершаемых Чигиным. Журналисты охотно запугивали читателей страшилками, но нынешняя пресса никуда не годилась в сравнении со статьями прошлых лет, где шелкоперы, хоть и частенько привирали, но доносили до читателя нужную информацию. Сейчас все решали броские заголовки, порой нелепые, порой забавные, чаще — совершенно идиотские. Я просмотрел все, что нашел, но быстро понял, что в этом ворохе новостей из интернета отыскать нужную публикацию, все равно что искать иголку в стоге сена, особенно, если этой иголки там нет. Тем временем, пробка стала рассасываться. Я двинулся вперед, решив в очередной раз заглянуть к своему бывшему шефу и сообщить о появлении Чигина.

Мне не нравился звонок Чигина. Разумеется, он знал, что я не прекращу его поиски, но идти на такую откровенную игру до моего последнего дела он не решался. И хотя я не менял номер телефона, сомнительно, что он имелся в открытом доступе. Это для своих жертв Чигин был кровавым убийцей, в реальной жизни же он имел весьма ограниченные возможности. В совпадения мне не верилось. Кто-то должен был накачать его, чтобы маньяк захотел пообщаться со мной, подогрев интерес к делу Ксении Рокотовой.

За день кабинет прогрелся до такой степени, что я мгновенно вспотел. Я торопливо открыл окна, впустив в душное марево струю свежего воздуха. Дверь оставалась открытой, чтобы комната скорее проветрилась, и потому я, копаясь в шкафу с бумагами, не сразу понял, что в кабинете уже не один.

Гостями оказались мои недавние преследователи. Костюмы в душном помещении мгновенно прилипли к их внушительным мускулам, превратив мужчин в сосиски в кожуре. Я был несколько раздосадован: не тем, что они вот так запросто вошли ко мне в офис, а тем, что совершенно не подумал о собственной безопасности. Если два этих громилы без труда застали меня врасплох, Чигин тоже сделает это. Пауза затягивалась, пока один из них, у кого на лице было чуть больше интеллекта, не выступил вперед.

— Как жизнь? — поинтересовался он. Второй двинулся по комнате, с интересом разглядывая стоящие на полках разноцветные гроссбухи, словно ожидая увидеть в них знакомые буквы. Улыбочка на его лице не предвещала ничего хорошего. Он подошел к столу и взял с него рамочку с фотографией моей семьи и показал второму, как нечто забавное. Видимо, в детстве оба моих посетителя были задирами и уже предвкушали потеху.

— Пока отлично, — ответил я.

Главный, с признаками интеллекта на лице, кивнул с таким видом, словно услышал нечто исполненное глубокого смысла, с чем он был целиком и полностью согласен.

— Я бы предложил вам кофе, но моя секретарша в отпуске. Потому просто спрошу, чего вам надо, господа хорошие? — спросил я и сделал широкий жест на диванчик. — Может, присядете?

Оба помотали головой, а главный сделал шаг вперед.

— Не суйся куда тебя не просят, — изрек он. — Серьезные люди не хотят, чтобы ты лез к ним со своими вшивыми расспросами об их детях.

Я слабо улыбнулся. Теперь их наниматель был ясен. Но я предпочел уточнить, хотя бы для того, чтобы потянуть время.

— Кого конкретно вы имеете в виду?

— Ты дурачка-то из себя не строй, — скривился громила. — Ты, может, меня и не помнишь, а я вот тебя знаю, и знаю, что ты из себя представляешь. Так что я тебе еще раз говорю: не суйся к Макаровым.

— Спасибо за совет, — я собирался обойти громилу и предложить им убраться, но его приятель толкнул меня назад к столу пятерней размером с лопату.

— Это был не совет, — возразил главный и указал большим пальцем на дружка. — И чтоб тебе стало понятнее, мы тебя слегка покалечим. Жить останешься, а вот на пианино играть — вряд ли.

Второй неопределенно ухмыльнулся. На нем эволюция явно отдыхала, раз тупая шутка про пианино ему понравилась.

— Какая неприятность, — вздохнул я. — Только я — арфист.

По всем статьям мне не светило узнать реакцию на свой ответ, потому что второй убрал с лица дурацкую ухмылку и ринулся мимо главного ко мне с недвусмысленным намерением схватить за горло. Для своей комплекции он сделал быстрый выпад, но все же оказался недостаточно проворным. Я вскинул ногу и двинул его каблуком в левое колено. Послышался характерный хруст. Громила словно споткнулся, скривившись от боли, а затем вильнул в сторону и осел.