Мнемозина

— А, да, — спохватился Кеша. — Недалеко в общем-то. В поселке Струнино. Там жили ее приемные родители, работали в Москве, мотались в город на электричках. Вбей в поисковик, есть даже заметка о смерти школьницы Раисы Платоновой и обещаниях найти и покарать. Но, думаю, никого не покарали, а если и покарали, то не того и не за то.

Что-то умное завозилось у меня в голове, но после вчерашнего соображалось тяжело. Где-то мне попадалось это Струнино совсем недавно, но ухватить мысль не получалось. Кеша не дождался моего ответа и отключился. Автомобильный ряд продвинулся еще на пару метров, и я торопливо сократил дистанцию, не обращая внимания на недовольный гул внедорожника, желающего занять мое место. Когда машина вновь встала, я вбил название Струнино в поисковик и открыл карту. Поселок оказался в стороне от Сергиева Посада, куда я ездил в клинику, и, скорее всего, туда можно было добраться на той же электричке. Вот почему название билось у меня в голове. Я отметил, что рядом находится и Александров, куда я тоже ездил навещать мать Ксении.

Вспомнив о Ксении, я решил, что настала пора пощекотать нервы чете Макаровых, упорно не желающих со мной встречаться. Я вынул из кармана смятый рисунок Глеба, отфотографировал и, найдя в памяти телефона контакты Макаровых, отправил рисунок через мессенджеры, присовокупив подписью, что нам крайне необходимо встретиться и кое-что обсудить. У Натальи Макаровой галочка отправленного сообщения осталась серой, верный признак, что она сообщение не открыла, а вот глава семейства сообщение прочитал, но не отреагировал.

— Подождем, — пробурчал я. — Не привыкать.

Звонок Рокотова застал меня в тот момент, когда я уже почти подобрался к вожделенному светофору и готовился свернуть в сторону его особняка. Пробка почти рассосалась, и я надеялся добраться до особняка миллионера минут за сорок.

— Леля не пришла на работу, — без лишних церемоний сказал он. — На звонки не отвечает.

— Такое раньше было?

— Никогда. На моей памяти, она даже не болела никогда. Езжайте к ней, адрес я вам сейчас сброшу.

Адрес у меня и без того был. Мне не понравилось внезапное отсутствие Лели. Я свернул в противоположную от особняка сторону и, как только появилась возможность, нажал на газ, терзаемый нехорошим предчувствием. Мне показалось, что Леля уже собрала чемоданы и бежала, и, если так, шансов получить ответы было немного.

Леля, которая ежемесячно клала в банк около трехсот пятидесяти тысяч жила в отвратительной блочной девятиэтажке, серой и унылой. Ее не спасали даже высокие раскидистые стволы тополей, облепивших двор со всех сторон. Я подумал, что деревья почему-то уберегли от всеобщей чистки. Наверняка во время цветения двор засыпало пухом. Во многих местах эти деревья уже извели. Приткнув машину к подъезду, я вышел из машины.

Я нажал на кнопки домофона, я услышал переливы, но мне никто не ответил и не открыл. Я подождал, пока звуки не прекратятся, и набрал номер соседней квартиры. Ответом также была тишина. Приготовившись набрать следующий номер, я уже протянул руку к кнопкам, когда дверь открылась, выпуская молодую мамашу с коляской. Я пропустил ее и торопливо юркнул в подъезд.

Леля жила на седьмом. Выйдя из лифта, я сразу почуял странную вонь. Стальная дверь в квартиру домработницы Рокотова была приоткрыта на пару миллиметров, это почти не бросалось в глаза. Я подцепил ручку ногтем и потянул, стараясь не оставлять отпечатков. Отвратительный запах горелого металла ударил мне в нос. Я закашлялся, прикрыв нос рукавом, пожалев, что не прихватил пистолет, и вошел, оставив дверь открытой. Клубы дыма стали просачиваться наружу, поднимаясь кверху сизыми струйками. Вонь становилась нестерпимой. Так пах горящий металл и что-то органическое.

Источник обнаружился довольно быстро. На кухне, куда я пробрался, на плите у окна стояла сковорода, на которой горело нечто, возможно, бывшее мясом, но опознать продукт в черных углях казалось невозможным. Судя по состоянию, еда горела не один час. Больше на кухне ничего не было: даже стол был идеально вытерт, и только грязная чашка в мойке говорила, что хозяйка накануне выпила кофе. Я выключил плиту. сунул сковороду в раковину, и только тогда зацепил взглядом нечто непривычное. В черных углях что-то блеснуло. Не веря своим глазам, я с ужасом понял, что сверкнувший в углях кристалл не что иное, как камень в золотой оправе женской сережки. Кто-то пожарил человеческое ухо. Не надо было гадать, кому оно принадлежит.

Меня объяло холодом.

Леля нашлась в комнате. Она сидела за столом в странной позе, положив на скатерть голову и обе руки. От дверей мне был хорошо виден ее затылок, буро-черные потеки на неестественно вывернутой шее и торчащую рукоятку отвертки в месте, где еще недавно было Лелино ухо. Холодные пальцы прикоснулись к моим лопаткам, понуждая сделать шаг, и я шагнул, хотя совершенно не хотел ничего видеть.