Все наши начальники суть чиновники, делопроизводители, бумажники. Жизнью им некогда заниматься, подмечать ее явления, проникать в их причины, предугадывать следствия, прокладывать пути, облегчать сообщения, да и вообще делать добро, кроме бумажного, у него связаны руки. Ничего не хотят они брать на свою так называемую ответственность и стараются только перевалить с больной головы на здоровую. Иметь все дела по бумагам очищенными, а там хоть трава не расти.
Что же это за исключительная страна Россия, что, возможно, не стыдно, где позволительно было (а может быть, оборони Боже, и есть) для некоторых высоких сановников не только не иметь понятия о словесности, но даже не знать грамматики, не различать «ъ» и «е» и в выражении «в середу» спрашивать иногда, как писать предлог «в»: через «» или «ф»?
Знает человек, чувствует, хочет делать, а как сядет на такое место, где можно делать, так и начинает слабеть, дряхлеть, портиться. Множество примеров видел я таких между нашими братьями русскими. Они бывают хороши, пока не могут, а как получат возможность, то и худеют.
В России никто и ни от чего не отказывается, никто своим мнением не дорожит и думает только, как угодить царю и получить за то какую-нибудь награду. Пока наши государственные люди будут так действовать, не быть добру: в этом-то и заключается корень неустройства в России.
…Да еще, мать моя, вклеила такое словцо, что и неприлично тебе сказать. Я так вмиг и опознала: э, да это должен быть важный господин.
Такой генерал, что на двадцать пять шагов от него несет пощечиной, харчевым хлебом, коридором измайловских казарм в ночное время и Станиславом (орденом) на шее.
Прежде генералов узнавали по головам, а нынче по штанам.
Теперь (1857 г.) бегают, высунув языки, чтобы приискать министра финансов, и не находят. Отчего? Оттого что никто не подготовлен к этому делу, только и есть, что писаря да взяточники.
Общая участь наших сановников, когда они долго сидят на местах: равнодушие, апатия и всепоглощающий эгоизм. Вот бы прочесть этим господам курс русской истории, чтобы они припоминали себе хотя изредка, что за настоящим ожидает их и будущее, и не только в другом мире, но и здесь, на земле, что есть и история! Было бы не худо!
«Что же я могу! Практически я ничего не могу! Я могу только отметить доброе и пожелать ему успеха, увидеть злое и — разгневаться. Больше я ничего не могу, не в состоянии, даже не умею… Я, если хотите, самый бессильный человек в ведомстве, коего главою состою, и гораздо менее могу сделать реального добра, чем всякий у меня столоначальник или секретарь».
Это меланхолическое, нервное рассуждение мне пришлось выслушать несколько лет назад от человека очень большой, до известной степени чрезмерной власти, о котором думалось: «вот кто мог бы, а он — не хочет».
ДИПЛОМАТЫ
К делам иностранным служителей коллегии иметь верных и добрых, чтобы не было дыряво, и в том крепко смотреть.
Надобно признаться, что наши дипломатики недальновидны.
Это люди, не знающие языка, не имеющие понятия о русской вере, которая оставляет сущность русского человека, незнакомые с русскою историею, не знающие Россию и всех ее местных условий. Если некоторые из них проезжали иногда по той или другой губернии, то в приготовленных встречах, по исправленным к их проезду большим дорогам не только нельзя узнать ее, но, напротив, они должны были получить самое превратное понятие; а все официальные рапорты есть чистый обман, напоминающий басню Крылова о ершах, плясавших на сковороде. Все наши агенты родились большею частью в Петербурге, учились у французских гувернеров и всю жизнь провели на службе: какое же средство есть им узнать Россию?
Для наших дипломатов религиозная сторона вопроса — основание русского человека и русского государства, условие нашей силы и успеха — не существует. Один из них говорит, например, что Россию губит молитва «Господи помилуй». Но думает ли он, что спасительнее для нас будет новая молитва: «черт возьми!»
Могущество России велико, различные представители его малы.
Дипломатия наша находит средство сделать вялыми и бесцветными самые хорошие предположения. Неизлечима западная и чуждая нам вся бюрократия иностранных дел министерства.
Это были большею частью иностранцы, совершенно недостойные оказываемого им доверия.