Многая лета

Вскочив в трамвай, Фаина представила, как заберёт из сада Капитолину и пойдёт пить чай с сушками. Есть хотелось ужасно. Она старалась отогнать от себя мысли о еде, но они, как назло, лезли и лезли в голову, шипя шкварками сала на сковородке или пузырясь гороховым супом в медной кастрюле. Гороховый суп, пожалуй, неплохая идея, учитывая, что завтра снова придётся чуть свет занимать очередь на биржу труда. Она улыбнулась, вспомнив ошеломлённое лицо Тамары Андреевны и её дрожащие от злости губы. Нехорошо, конечно, швырять туфли, несмиренно, но разве презрение к людям не требует наказания? И чем служанка хуже госпожи? Но всё же в глубине души ворочался червячок сомнения: вроде бы как она не выдержала испытания, посланного свыше.

Ей спокойно думалось на ходу, среди плотной толпы пассажиров и негромких разговоров, пролетающих по вагону из конца в конец. Она остановила взгляд на усатом кондукторе, увешанном барабанами билетных лент. Его пальцы сноровисто принимали деньги и отрывали билеты. Он заметил её взгляд:

— Хотите спросить что-то, гражданочка?

Фаина пожала плечами:

— Не знаете, в трамвайном парке не нужны кондукторы или уборщицы? Работу ищу.

— Все нынче работу ищут, — он понимающе шевельнул щёточкой усов, — да где же её взять? Хотя, слышал, на Путиловский народ нанимают, ты бы туда сунулась.

— Обязательно, — горячо воскликнула Фаина, — завтра с самого утра и пойду!

— Эй, погоди. — Раздвинув двух кумушек, он подобрался к ней поближе и сказал в самое ухо. — Когда будешь в конторе договариваться, скажи, что тебя Максимов прислал. Меня там каждая собака знает, потому как председатель Рабочкома — мой кровный сынок Яшка. Поняла?

— Спасибо вам!

Не удержавшись, Фаина чмокнула кондуктора в колючую щёку и стала пробиваться к выходу, потому что трамвай начал замедлять ход на остановке.

* * *

За широкими воротами с козырьком возвышался полукруглый ангар, а сразу за ним располагались длинные кирпичные корпуса, внутри которых что-то тренькало, звякало и стучало. Мимо в обоих направлениях сновали люди, ехала подвода с какими-то ящиками, несколько мастеровых катили тележку. В морозном воздухе пахло угольным дымом и машинным маслом.

Растерявшись, Фаина остановила пожилого мужчину в рабочей одежде:

— Товарищ, подскажите, а где завод?

— Так везде завод! — Он обвёл круг брезентовой рукавицей, зажатой в кулаке. — Тебе куда надо?

— Мне в стержневой цех. — На всякий случай Фаина подсмотрела название в направлении с косо написанными крупными строками.

— А, так это тебе во-о-он туда, за чугунолитейный. Видишь трубу? — Фаина кивнула. — Вот прямёхонько к ней и топай. Хотя постой-ка. — Он живо повернулся и выкрикнул куда-то в сторону: — Катерина, подь сюды!

Проводи новенькую к вам в стержневой, а то неровен час заблудится.

Девушка по имени Катерина всю дорогу говорила без умолку:

— Тебя как зовут? Фаина? Комсомолка? Активистка?

От её вопросов голова шла кругом. Вокруг лежал новый, неизведанный мир, и хотелось молча осмотреться и вникнуть, примеряя на себя новое звание пролетария.

— Ты молодец, что пришла на завод, — трещала Катя. — Мы нынче великое дело делаем! Государственной важности! — Она потрясла кулачком в воздухе. — Слыхала, что такое трактор?

Фаина неопределённо пожала плечами:

— Вроде машина такая.

— Эх ты, машина! Это не просто машина, а сказка! — Катин голос зазвенел колокольчиком. — Представляешь, один трактор за день может вспахать поле больше, чем сто лошадей зараз, — она махнула рукой, — э, да ты не деревенская, не поймёшь.

— Почему же, я понимаю, — возразила Фаина.

— Вот и молодец! — Катерина повернула к ней лицо и белозубо улыбнулась, отчего её глаза на чумазом лице засияли ясными звёздами. — Я наш завод знаешь как люблю! Как родну мамыньку. Кто я была до революции?

Деревенская девка на выданье. Сиди — жди сватов, а опосля венца топи печку, угождай мужу со свёкрами и слова поперёк молвить не смей, а не то получишь зуботычину. А нынче я комсомолка — самостоятельный человек в собственной воле и ни перед кем спину не гну! — Она зорко глянула на Фаину. — Ты допреж завода где горбатилась? Небось, за мужниной спиной жила?

— Вдова я. — Фаина подумала, что не стоит рассказывать про детский сад с учёбой на педагогических курсах и коротко пояснила. — В прислугах служила у новых бар.

— А, у нэпманов, — по-своему поняла её слова Катерина. — Ох, и зажрались мироеды. Но не горюй, скоро их рабочий класс к ногтю прижмёт, забудут, как икру на булку намазывать.

Она ненадолго замолчала, потому что обходила огромную лужу, больше напоминающую заиленный пруд с лягушками, а затем указала на ближайший корпус с высокой трубой, плевавшей в небо клубы чёрного дыма. — Вот он, наш чугунолитейный. Мы, земледельщицы, к нему приписаны.

— Земледельщицы? Мне сказали — стерженщицы, — удивилась Фаина.

— Да это одно и то же. — Катерина распахнула дверь и подтолкнула Фаину вперёд. — Иди, знакомься с работой, да гляди в оба, чтоб ненароком не зашибло, а то я по первости постоянно на неприятности натыкалась. То руку распорю о железяку, то глаза песком затрусит, а один раз…