Много на земле дорог

И здесь никого не было.

Костя побежал в другую сторону. Там стояли белостволые плакучие березки, грустно свесив ветви с ярко-желтой листвой. Белые-белые стволы, чистые, как молодая совесть; листья — того цвета, который принято считать изменой: и эти руки-ветки берез были трагически опущены, точно от нестерпимого горя…

Костя упал на траву и заплакал. Плакал долго, до тех пор, пока не стало легче, пока не смог рассуждать спокойно. Ей двадцать пять. Ему девятнадцать. Она учительница, которую уже называют по имени и отчеству. Его даже первоклассники зовут Костей. Но зачем же еще вчера она дотрагивалась до его головы? Зачем улыбалась ему? Зачем искала с ним встреч?..

И вдруг новая мысль успокоила Костю: тот неизвестный говорил о любви. Она молчала. Кто же может не любить ее?.. Костя поднялся и медленно пошел в школу, то успокаивая себя, то отчаиваясь.

Хороша золотая осень в суровой Восточной Сибири! Ясная и яркая голубизна неба, щедрый солнечный свет, кажется, ласково говорит: «Смотрите, как величава и прекрасна природа, как она успокаивает».

Костя шел по лесу и действительно с каждым шагом становился спокойнее.

Уже отцвели удивительные сибирские лесные цветы. Не горят в зелени трав оранжевые жарки и царские кудри. Не найти смешных, точно сделанных из розового ситца в крапинку кукушкиных сапожек. Не красуются на полянах и взгорках желтые лилии, пышные, с желтой сердцевиной пунцовые марьины коренья и пестрые саранки, клубнями которых в эту осеннюю пору любят лакомиться ребятишки.

Но зато теперь поражают взгляд многоцветные осенние краски: пурпурные рябины и боярки разнообразят оранжевые осинники, березки светлым золотом оттеняют вечнозеленые могучие кедры.

Костя вышел из леса к широкому полю. Почти у самой дороги разворачивался трактор. Костя не поверил своим глазам. За рулем сидел шалун и лентяй Митюхин.

Еще в прошлом году на педсовете Костя предложил не допускать к управлению тракторами и автомобилями тех ребят, которые получали двойки. Педсовет это предложение принял. Управлять машинами было любимым делом мальчишек. Лишиться права сидеть за рулем считалось самым тяжелым наказанием, и учиться ребята стали лучше.

— А ну-ка, остановись! — крикнул Костя.

Митюхин остановил трактор, виновато спрыгнул на землю.

— Ты почему за рулем?

— Я исправлю, Костя, честное комсомольское, исправлю! — горячо сказал Митюхин, размазывая засаленным рукавом синей рубахи пот по грязному лицу.

— Исправишь, тогда и за руль сядешь. А где Малинин? Ведь он должен работать на тракторе.

— На речку побежал пить. А руль мне передал. Разреши, Костя…

— Ну, садись пока. А Малинину я покажу речку!

Шум трактора заглушил Костины слова. Митюхин включил скорость, и трактор пополз дальше, врезаясь плугами в землю.

Костя не видел плутоватой улыбки на лице Митюхина. А тот подумал: «Ищи, ищи… Дрыхнет твой Малинин. А мы и с двойками можем за баранку держаться».

Митюхин, по-видимому, не очень хорошо знал старшего пионервожатого.

Спустя несколько минут, осмотрев речной берег, Костя приказал ребятам из школьной бригады, которые в этот день работали на полях:

— А ну-ка, обшарьте тальники. Не мог же Малинин исчезнуть бесследно.

Те бросились в кустарник. Вскоре послышались их победные крики:

— Нашли! Нашли-и!

Костя поспешил к ребятам и увидел, что они тащат Малинина — кто за ноги, кто за руки. Малинин со сна еще ничего не понимал и даже не отбивался.

— Ты почему самовольно бросил трактор? — грозно спросил Костя.

Малинин понуро молчал.

Когда Митюхин увидел Костю с Малининым, он был так поражен, что снял руки с баранки и заглушил трактор.

— Малинин — на трактор! Митюхин — к силосорезке! — не повышая голоса, распорядился Костя. — А бригадир почему ушами хлопает? — с упреком поглядел он на смущенного широколицего румяного девятиклассника.

Мальчишки переглянулись. Им очень нравилось, когда старший пионервожатый становился похожим на настоящего армейского командира.

К школе Костя подошел почти совсем успокоенный.

На крыльце стояла Елизавета Петровна. Она увидела Костю и поджидала его. В руках она держала разноцветную стопку тетрадей. Светлое расстегнутое пальто развевал ветер, открывая узкую короткую черную юбку и, может быть, чрезмерно полные, но стройные ноги. Ветер шевелил завитки волос, выбившиеся на висках из тугой косы, обвивающей голову. Лицо горело густым румянцем. А глаза и губы ласково улыбались.

Костя поднялся на ступени крыльца и неожиданно для себя сказал:

— Я сидел на бревне у реки. С кем ты была там сейчас, Лиза?

Щеки ее стали еще пунцовей. Губы задрожали от смеха.

— Костя! Что за допрос? — Она не рассердилась, но смутилась.

Легко сойдя с крыльца, слегка закинув голову, она пошла медленно и величаво. А Костя смотрел ей вслед до тех пор, пока к нему не подбежали первоклассники.

— Костя, Костя! — кричали они наперебой. — Возьми нас в поход!

— Не Костя, а Константин Павлович! — сердито оборвал их вожатый. — Сколько раз говорить вам! — И он ушел в школу, громко хлопнув дверью.

А ребята изумленно переглянулись. Никогда они не видали старшего пионервожатого таким рассерженным.