Много на земле дорог

— Подождем, — согласилась Елизавета Петровна и неожиданно рассмеялась. — Ну и намудрил ты! — Она ласково потрепала ежик Костиных волос. — Пойдем, мне надо тетради проверять. Да и у тебя дел немало.

Костя опустил глаза и так покраснел, что даже испарина выступила на носу.

Ему не хотелось уходить. «Лиза, посидим еще над рекой. Посмотри, солнце идет к закату. Видишь, как розовеет река и небо… И все становится в тысячу раз прекраснее, когда ты здесь…» Эти слова промелькнули у него в сознании, но он не произнес их. Было великой радостью и то, что они посидели рядом на берегу и Лизина рука шутя потрепала его голову.

6

Дома Костю ждала неприятность: Александра Ивановна слегла. Пока он сидел с Елизаветой Петровной, проворная соседка сбегала за врачом, и тот запретил больной вставать.

— Так вот всегда бывает, — жаловалась Александра Ивановна внуку, — уйдет человек на пенсию, и конец! Какая жизнь без работы? День — что неделя, а дом — что тюрьма…

Утром Костя вскочил, как обычно, рано, бросился к патефону, но вспомнил, что бабушка больна, и заниматься зарядкой не стал. Он открыл форточку — свежий, почти холодный воздух вошел в комнату, приятно освежая тело.

В кухне он зажег керосинку, поставил на нее новый алюминиевый чайник и задумался: что же сделать к завтраку? На полке, завернутый в бумагу, лежал сыр, и он решил приготовить макароны с сыром. Вкусно и, главное, быстро.

— Костя! — послышался чей-то голос.

По привычке он хотел уже сказать: «Иду, баба Саша», но понял, что это был не ее голос. Костя подошел к окну, откинул тюлевую узорчатую штору и увидел своих пионеров.

Их было четверо: на завалинку взобрался Намжил и, придерживая рукой запахнутое пальто с чужого плеча звал Костю. На земле, забрав уши в кепку, нетерпеливо приплясывал худой, загорелый Ганька. Рядом с ним стоял Женька — в щегольской куртке, подпоясанной ремешком, в блестящих новых ботинках и с непокрытой головой золотистого цвета. Около мальчиков Костя увидел Липу Березову. Она стояла с равнодушным, скучающим выражением лица. Голова ее была повязана клетчатым платком, поверх пальто висел материн фартук. Одной рукой Липа держала ведро, на дне которого лежала тряпка, другой проворно бросала в рот кедровые орехи, разгрызала их и выплевывала скорлупки.

— Куда собрались? — удивился Костя, зная, что школу ребята прибирают обычно после уроков.

— К тебе. Открой дверь, Костя, — сказал Намжил, спрыгивая с завалинки.

— У меня баба Саша больна. Нельзя ее беспокоить.

— Мы не беспокоить, мы помогать, — пояснил Женька.

Ребята переступили порог и снова поздоровались.

Намжил повесил на вешалку пальто. Ганька с трудом высвободил уши из кепки, а затем снял ее с головы. Липа осторожно поставила на пол ведро, стараясь не загреметь дужкой, ладонью обтерла с губ крошки от ореховых ядер и шелухи.

— Ну, вот пришли, — сказал Намжил, и его смышленые, живые глаза выразили явное удовлетворение.

— А ты, Костя, шел бы в школу. Мы и одни управимся, — посоветовал Женька.

Костя обрадовался этим словам:

— Я и в самом деле побегу.

— А что же готовить к завтраку? — спросила Липа сильным, низким голосом с хрипотцой.

— А вы макароны с сыром сделайте. И приберите немного. Это вы молодцы, здорово придумали!

— Мы каждый день, Костя, будем так, пока баба Саша не поправится! — с торжественной ноткой в голосе сказал Ганька.

— Ну, каждый день надоест. Я-то вас знаю как облупленных.

— А мы посменно, — успокоил Ганька вожатого. — Мы для тебя, Костя, на морское дно за кораллом нырнуть можем! — Он гордо выпрямил грудь, отставил ногу и приподнял голову.

Ребята фыркнули. Костя тоже. И сам Ганька снисходительно улыбнулся своим словам.

Костя ушел в школу, а тимуровская команда приступила к работе. Липа сняла пальто и снова подвязала фартук, сбросила чулки и ботинки, подоткнула под туго затянутый платок непокорные русые прядки волос, и тряпка ее пошла гулять по крашеным половицам. Раз пройдет — смоет грязь и пыль, второй раз пройдет — пол заблестит, как зеркало. Липа постоит, полюбуется — и дальше…

Ганька с Женькой ушли во двор колоть дрова. Ганька снова забрал в кепку волосы и уши. А у Женьки кепка в кармане: пусть все любуются на светлое золото его волос, ему не жалко!

Женька выкатил из сарая толстую чурку, Ганька резко размахнулся топором:

— Хэт!

Отточенное лезвие впилось в дерево, образуя глубокую трещину. Ганька прижал чурку ногой, вытащил топор, размахнулся и опять крикнул:

— Хэт!

Топор вошел в трещину, и чурка развалилась на две половины. Ганька взял топор наперевес, как копье, откинул голову, слегка прищурился и высокопарно сказал:

— Сэр! Я уничтожил его в одну секунду. И так будет с каждым, кто посмеет посягнуть на вашу честь.

Женька склонился перед другом в глубоком поклоне, выхватил кепку из кармана и несколько раз обмел ею вытянутую вперед ногу.

Им было весело соединять дело с игрой.