Много на земле дорог

— Семиклассная наивность! — презрительно покосился на нее «Алексашка Меншиков». — Он за честь школы болеет. Ты знаешь, какой он идейный? Как Макаренко… Ты же сама его статью своими каллиграфическими каракулями переписывала. А в статье сказано, что за два месяца в нашей школе ни у кого ничего не потерялось.

На вешалке Костя собственноручно обшарил оба кармана Женькиного пальто. Денег действительно не было.

Женька предложил:

— Я сбегаю за деньгами домой.

Костя махнул рукой. Разве в этом дело?!

Все же Женька надел пальто, снял тапки и взялся за мешок, висевший на крючке вешалки, чтобы надеть ботинки. И вдруг лицо его вытянулось, голубые глаза растерянно заморгали. Мешок был пуст. Ботинки исчезли.

Костя обшарил всю раздевалку, а Женька в тапочках бросился домой за деньгами.

Он вернулся быстро, нашел в коридоре Костю, сунул в его руку тридцать копеек.

Костя отвел Женьку в сторону и строго сказал:

— Насчет пропажи никому ни слова… Может, кто подшутил. Подождем.

Женька смутился:

— Костя, я уже…

— Уже разболтал?

— Маме и Баньке с Намжилом…

— Предупреди Баньку и Намжила. А маме скажешь, что я вечером забегу.

Они направились в зал. Школьный хор репетировал свое выступление на Октябрьском празднике. Костя взялся за баян, а Женька встал впереди хора и чистым, тонким голосом запел:

Мы все хотим побывать на Луне,
Эх, на Луне да на Луне!
Мы там бывали лишь только во сне,
Только во сне на Луне.

Многоголосый хор подхватил, заглушив и Женькин голос и баян:

Луна нам светит с высоты
И видит смелые мечты…

Пели дружно, охотно, и Костя был доволен, забыв на время о происшествии в раздевалке.

В разгар репетиции в зал вошел незнакомый человек. Такой в Веселой Горке не жил. Был он невысок, в шляпе, в коротком пальто с поясом, в узких брюках, в модных остроносых туфлях. За дымчатыми очками прятались внимательные глаза. Приезжий переждал, пока хор закончит петь, и, когда стало тихо, спросил:

— Дети, а где я могу видеть старшего пионервожатого?

«Дети» — ученики седьмых классов, уже не считавшие себя детьми, — фыркнули, расступились, чтобы не заслонять Костю. Тот снял баян, поставил его на стул.

— Товарищ Лазовников? — осведомился приезжий и снял шляпу.

Но ребята уже заметили его промах, и кто-то довольно громко сказал:

— В помещение в шляпе заходить не полагается.

Костя увел его в пионерскую комнату. Это был корреспондент центральной газеты.

Корреспондент снял пальто, перебросил его через спинку деревянного креслица и оказался в пестрой ковбойке с разрезами по бокам и короткими рукавами. Он удобно уселся в кресле, рассчитывая, видимо, на длительную беседу.

— Мне стало известно, что у вас проводятся интересные начинания, — сказал корреспондент и устремил на Костю пристальный взгляд.

Костю бросило в жар. «Принесла тебя нелегкая!» — подумал он и опустил голову, скрывая смущение. Как поступить? Отказаться от беседы с корреспондентом? Пойти к Илье Ильичу и рассказать о случившемся? Но вдруг случай с Женькиными деньгами и ботинками действительно шутка? Шутка самих ребят?.. Если появится в газете статья о том, как в Веселой Горке средняя школа начала борьбу за навыки коммунистического быта, — такой почин подхватят другие школы. Как это важно! Пусть даже вышло не так гладко, как хотелось, — разве это такое легкое дело? «Нет, нельзя отказаться от беседы с корреспондентом», — решил Костя и стал рассказывать о том, как вначале на общем собрании ученики постановили организовать вешалку без нянечек, потом создали киоск учебных предметов без продавца, потом — буфет без кассира.

— Скажите, а были случаи пропажи? — нетерпеливо спросил корреспондент.

Костя тряхнул головой. В памяти всплыли тощий пестрый мешок из-под ботинок и Женькины широко открытые глаза. «Конечно, все это шутка. Наверняка шутка», — подумал он и облизнул сухие губы…

Беседа с корреспондентом затянулась. Когда Костя вышел из пионерской комнаты, школа уже опустела. Он заторопился в магазин, потом домой, а вечером пошел к Женьке.

Женьку Костя застал за мытьем головы. Тот тщательно следил за своими светлыми пышными волосами. Увидев Костю, Женька покраснел. Он только что тайком ото всех собрался вылить в воду прокипяченную ромашку.

— Чем это у вас пахнет? — повел носом Костя.

— Зерно на печке сушится. От него дух идет, — без особого лукавства пояснил Женька.

В доме, кроме ромашки, на самом деле пахло сушеным зерном.

— Садись, Костя, — пригласил Женька, смущенно пряча под лавку кастрюлю с ромашкой.

Но Костя не заметил его смущения. Рассеянным взглядом окинул он опрятную кухню с курятником, покрашенную в голубой цвет, русскую печь и задержал глаза на пестрой занавеске, закрывавшей полки с кухонной утварью. Из такой материи был сшит и Женькин мешок для обуви.

— А что, родителей дома нет? — спросил Костя.

Женька обеспокоенно взглянул на вожатого, перебирая в памяти все события прошедшего дня.

Костя усмехнулся:

— Вот ботинки. Нашлись. А вот и деньги.