Многоярусный мир: Создатель Вселенной. Врата мироздания.

Это сделали с ним гворлы. Они оглушили его и спустили вниз по шахте или, что более вероятно, отнесли вниз. Шахта была достаточно узкой, чтобы можно было спуститься по ней, упираясь спиной в одну из стен, а в другую — ногами. Такой спуск сдерет со спины человека кожу, но волосатые шкуры гворлов выглядели достаточно жесткими, чтобы выдержать спуск и подъем без повреждений. Затем была опущена веревка, завязана на его шее, и его бросили через дырку в дно мира.

Способа выбраться обратно не было. Он умрет с голоду, а тело его будет болтаться на пространственных ветвях, пока не сгниет веревка. Но и тогда он не упадет, а будет дрейфовать в отбрасываемой диском тени. Сшибленные им с карниза гворлы упали, но их продолжало уносить ускорение.

Даже будучи в этом отчаянном положении, он не мог не гадать о гравитационной конфигурации плоской планеты. Центр должен был находиться на своем месте, на самом дне, а все тяготение шло вверх через массу планеты. На этой же стороне никакого тяготения не существовало.

Что же гворлы сделали с Хрисеидой? Неужели они ее убили так же, как ее подругу?

Но как бы они не поступили с ней, они намеренно не повесили ее вместе с ним. Они запланировали, что частью его муки будет полная неизвестность относительно ее жизни или смерти. Пока он будет жив на конце веревки, он будет гадать, что с ней случилось. Предположения могут быть различные, но все — ужасные.

Долгое время он висел с небольшим отклонением от перпендикуляра, ветер удерживал его на месте. Здесь, где не существовало никакой гравитации, он мог раскачиваться, как маятник.

Даже оставаясь в тени черного диска, он все же видел продвижение солнца. Само солнце было невидимо, скрытое диском, но свет его падал на грань большой дуги и медленно полз вдоль нее. Зеленое небо под солнцем ярко светилось, в то время как неосвещенные части до и после погружались во тьму.

Затем в поле зрения появилось более бледное свечение вдоль края диска, и он понял, что за солнцем последовала луна.

«Сейчас, должно быть, полночь, — решил он, — если гворлы решили куда-то увести ее, то сейчас они могут проплыть уже немалое расстояние по морю. Если они пытали ее, она могла умереть, если же они искалечили ее, то я надеюсь, что она умерла».

Внезапно, он почувствовал, что веревка у него на шее дернулась. Петля затянулась, но не настолько, чтобы задушить его. Он начал медленно подниматься вверх. Вольф изогнулся, пытаясь увидеть, кто его вытаскивает, но было слишком темно. Затем его голова пробилась сквозь паутину гравитации — словно поверхностное натяжение воды, подумал он, — и его извлекли из бездны. Большие сильные руки обхватили его и прижали к твердой, теплой, волосатой груди. В лицо ему дыхнули винным перегаром. Дубленый рот поскреб ему щеку, когда существо стиснуло его покрепче и начало дюйм за дюймом подниматься по шахте с Вольфом в объятиях. Мех скреб по скале, когда существо отталкивалось ногами. Возникало подергивание, когда ноги поднимались и обретали новую опору, затем следовало новое поскребывание и рывок вверх.

— Ипсевас? — спросил Вольф.

— Ипсевас, — ответил зебрилла, — а теперь не разговаривай. Я должен поберечь дыхание. Подъем нелегкий.

Вольф подчинился, хотя ему было трудно не спросить о Хрисеиде. Когда они достигли верха шахты, Ипсевас снял с его шеи веревку и положил на пол пещеры Только теперь Вольф наконец осмелился спросить, где Хрисеида.

Ипсевас мягко приземлился рядом, перевернул Вольфа и принялся развязывать узлы вокруг его запястий. Тяжело дыша от путешествия по шахте, он ответил:

— Гворлы взяли ее с собой в большую долбленку и поплыли через море к горе. Она кричала, умоляя меня помочь ей, потом гворл ударил ее, и она, я думаю, потеряла сознание. Я сидел там пьяный, как Господь, сам наполовину без сознания от орехового сока, хорошо проводя время с Антиноей. Прежде чем Хрисеиду оглушили, она успела крикнуть, что ты висишь в Дыре на Дне Мира. Я не понял, о чем она говорила, потому что уже давно здесь не бывал. Насколько давно — мне крайне не хочется говорить. Собственно, я и сам не знаю. Теперь уже все, понимаешь ли, в густом тумане.

— Нет, не понимаю, — сказал Вольф.

Он поднялся и растер запястья.

— Но боюсь, что если я останусь здесь надолго, то тоже могу кончить в алкогольном тумане.