Многоярусный мир: Создатель Вселенной. Врата мироздания.

— Я думал пойти к ней, — продолжал свой рассказ Ипсевас, — но гворлы замахнулись на меня этими длинными ножами и сказали, что убьют меня. Я смотрел, как они вытаскивают из кустов свою лодку, и тогда же решил: какого черта, если они убьют меня, так что? Я не собирался спустить им угроз или похищения бедной маленькой Хрисеиды. В былые дни мы с ней были друзьями, знаешь, в Троаде, хотя здесь мы какое-то время практически не общались. Во всяком случае, я вдруг захотел какого-то настоящего приключения, какого-то истинного волнения, а к тому же мне были ненавистны эти чудовищные бугристые твари. Я бросился к ним, но они к тому времени спустили лодку на воду вместе с Хрисеидой. Я огляделся в поисках гистоихтиса, думая, что смогу протаранить им лодку. Коль скоро я опрокину их в воду, они будут у меня в руках, хоть с ножами, хоть без. То, как они вели себя в лодке, показало мне, что на море они чувствовали себя очень неуверенно. Я даже сомневаюсь, умеют ли они плавать.

— Я тоже в этом сомневаюсь, — согласился Вольф.

— Но в пределах досягаемости не было ни одного гистоихтиса. А ветер уносил лодку, у нее был большой треугольный парус. Я вернулся к Антиное и выпил еще. Я мог бы забыть о тебе точно так же, как я пытался забыть о Хрисеиде. Я был уверен, что ей придется худо, и не мог вынести мысли об этом и поэтому хотел упиться до забытья. Но Антиноя, благослови ее пьяный мозг, напомнила мне о том, что Хрисеида сказала о тебе. Я быстро отправился сюда и немного осмотрелся, потому что не мог вспомнить, где именно находились карнизы, ведшие в пещеру Я чуть было не бросил эту затею и не принялся снова пить, но что-то продолжало тревожить меня. Может быть, я хотел совершить хоть одно доброе дело в этой вечности ничегонеделания, где нет ни добра, ни зла.

— Если бы ты не пришел, я бы висел там, пока не умер бы от жажды. А теперь и у Хрисеиды есть шанс, если я смогу ее найти. Я отправлюсь за ней. Хочешь пойти со мной?

Вольф ожидал, что Ипсевас согласится, но не думал, что тот сохранит свою решимость при мысли о путешествии через море. Ему, однако, преподнесли сюрприз.

Зебрилла вошел в море и, немного проплыв, ухватился за выступ раковины проплывавшего гистоихтиса. Потом мгновенно забрался ему на спину. Он привел его к берегу, нажимая на крупные нервные пятна, темно-пурпурные кляксы, видимые на открытой коже как раз за конусовидной раковиной, представлявшей собой нос существа.

Вольф под руководством Ипсеваса продолжал давить на пятно, удерживая моллюска на пляже. Зебрилла тем временем собрал несколько охапок плодов и большую коллекцию пунш-орехов.

— Нам надо будет есть и пить, особенно пить, — проворчал он. — Путь через Океанос к подножию горы может быть долгим. Я, правда, не помню точно каким.

Спустя несколько минут, когда припасы были уложены в одно из естественных вместилищ на раковине рыбы-паруса (буквальный перевод слова «гистоихтис») они отплыли. Тонкий хрящевой парус поймал ветер, и огромный моллюск заглотнул в рот воду и выбросил ее через мускульный клапан сзади.

— У гворлов есть фора, — сказал Ипсевас, — но они не могут тягаться с нами в скорости. Они попадут на другую сторону не намного раньше нас.

Он вскрыл пунш-орех и предложил Вольфу выпить. Тот не отказался. Он был опустошен, но нервы у него были натянуты, как струны. Ему требовалось что-то такое, что оглушит его и позволит уснуть.

Изгиб раковины создавал пещероподобный выступ, куда он мог заползти. Он лежал, прижавшись к излучавшей тепло коже рыбы-паруса. В скором времени он уснул, и последнее, что он увидел, была плечистая с блестевшими в лунном свете волосами глыба Ипсеваса, согнувшегося у нервных пятен. Он поднимал над головой еще один пунш-орех, выливая его хмельное содержимое в свой разинутый гориллообразный рот.

Проснувшись, Вольф обнаружил, что солнце только- только выходит из-за изгиба горы. Полная луна (а она всегда была полная, так как тень планеты на нее никогда не падала) только-только ускользала за другую сторону горы.

Отдохнувший, но проголодавшийся, он съел что-то из плодов и богатых протеином орехов. Ипсевас показал, что он мог разнообразить свою диету «кровавыми ягодами». Это были сверкающие каштановые шарики, росшие гроздьями на кончиках мясистых стеблей, выраставших из раковины.

Каждый был не меньше бейсбольного мяча и имел тонкую, хорошо разрывавшуюся кожу, выделявшую жидкость на вид и на вкус походившую на кровь. Содержимое напоминало сырое мясо с супом из креветок.

— Созрев, они отваливаются, и большая часть их достается рыбам, — сказал Ипсевас, — но некоторые доплывают до пляжа. Лучше всего они, когда ты срываешь их прямо со стебля.

Вольф присел рядом с ним и проговорил:

— Гистоихтисы очень удобны. Они кажутся мне даже чересчур хорошими.

— Господь придумал и создал их для нашего и своего удовольствия, — ответил на это Ипсевас.

— Значит, Господь создал эту Вселенную? — спросил Вольф.

Он больше не был уверен, что этот рассказ является мифом.