Многоликое волшебство

К чему же катится бертийская династия? Похоже, что дела у них обстоят еще хуже, чем раньше представлялось. Его отец, если посмотреть беспристрастно, чего он раньше не делал то ли из уважения, то ли из-за поверхностности взгляда, вызванной отдалением от политических событий, не был, по сути, королем. Блестящим рыцарем, уступавшим разве что Грэмму, — да. Высокомерным и вспыльчивым аристократом — сколько угодно. Но королем — пожалуй, нет. Король должен быть каким-то другим. Он должен чувствовать свое государство, каким бы маленьким или большим оно ни было. Должен реально управлять им, а не отдавать все бразды правления своим советникам. У Серроуса было гораздо больше шансов стать настоящим королем. У него были и необходимая воля, и способность оценивать ситуацию не только по очевидным фактам, но и руководствуясь своими ощущениями, и прирожденный талант повелевать, чего Руффус напрочь был лишен. С годами он видимо приобретет способность сохранять свою голову холодной в любых ситуациях, а склонностей к сложной интриге у него и сейчас не отнять.

И все же, поспешность, с которой Серроус формирует сейчас свою политику, руководствуясь жгучим желанием отомстить и агрессивными советами Тиллия, способны привести их к трагедии, которой можно было бы избежать, пойдя на временное перемирие с Хаббадом. Зная брата, было трудно предположить, что он не видел очевидных последствий этой линии. Значит, он либо слишком потрясен смертью отца и не способен пока принимать взвешенных решений, либо он держит в уме какой-то другой план, непонятный пока окружающим.

Валерий вышел из своего медитативного состояния и, возвращаясь к вину, заметил:

— На редкость удачная бутыль. Расскажешь мне потом, с какой полки погреба ты ее утащил. Я обязательно последую твоему примеру. — Он сделал еще несколько жадных глотков и, как бы невзначай, поинтересовался: — Ты, кстати, не хотел бы мне рассказать поподробней о том споре в главном зале?

— Король, — это слово как-то само сорвалось с языка, заменив привычное «брат», — счел ошибочной мою встречу с представителями Хаббада. Тем более, что я позволил им беспрепятственно покинуть замок.

— Не поддался ли ты склонности к преувеличениям, — ехидно усмехаясь, бросил чародей, — говоря, что он счел это ошибочным? Со стороны это больше напоминало показательную порку. Давай-ка по порядку.

— Он поинтересовался, почему я еще не в зале, и я ответил, что встречался у ворот с командующим хаббадскими войсками. Не интересуясь, о чем был разговор, он сразу спросил меня, почему я их не арестовал…

— Да, а о чем, собственно, был разговор? — по заинтересованности Валерия Руффус понял, что именно за этой информацией он сюда и пришел.

— Сэр Ринальд…

— Барон Севвойский?

— А? — сбился Руффус. — Ну да.

— И что он говорил?

— Он принес нам свои соболезнования по случаю гибели моего отца, излагая, в общем-то, твою версию инцидента, и передал мне грамоту от князя Луккуса с предложением о мирном договоре или же временном перемирии на время нашествия с юга…

— А каковы условия договора? — чародей слушал все более внимательно, тогда как Руффус лишь отметил, как тот не любит, когда его перебивают, и как легко об этом забывает, перебивая сам.

— Не знаю…

— Как так? Говорил-то с ним ты.

— Все подробности были в грамоте, которую Серроус сжег, не читая. А потом он спросил, куда отправился сэр Ринальд.

— И ты ему сказал? — в надежде, что нет, спросил Валерий.

— Да, что не знаю.

— Понятно… — чародей опять углубился в бесконечное перебирание прядей своей бороды, а Руффус, извергавший только что слова, обнаружил, что сказать ему больше нечего.

Принц отошел к окну, посмотрел во двор. Оттуда до сих пор доносился слабый запах дыма. Он еще раз удивленно подметил, как текущие события почти вытеснили погребение отца. Что это было? Так называемое продолжение жизни, о котором говорили мудрецы, или простая непочтительность. А может, и нежелание поверить в происшедшее.

Руффус прошелся по комнате, попытался привести хоть в какой-нибудь порядок разбросанные повсюду детали туалета, отпил еще глоток и, наконец, не в силах дожидаться, пока чародей сам выйдет из забытья, спросил срывающимся голосом:

— Что же будет?

— А?.. — Валерий потряс головой, сбрасывая оцепенение. — Может быть и хуже.

— Что хуже? — в глазах принца появилось недоумение.

— Еще хуже может быть всегда, — чародей как-то неубедительно попытался спрятать под абстрактной мудростью прорвавшиеся наружу мысли.

— Будет война?

— Наверняка. — И добавил с сомнением. — Вот только с кем?

— В смысле? — не понимая переспросил Руффус.

— Я не верю, что Тиллий просто идет напролом. У него обязательно должен быть какой-то план, просчитанный на много ходов вперед. Да и Серроус не настолько глуп, чтобы покорно следовать столь очевидно безвыигрышной линии. Думаю, они нас еще удивят…

— Послушай, — поменял направление разговора принц, — ты всегда говоришь, что ты только мастер иллюзий, не способный на подлинную магию…