Многомерность

Разбрелись по этажу, заставленному прозрачными стелами непонятного назначения. Ни в одной из них не было экспонатов, если стелы представляли собой музейные шкафы, и лишь из пола внутри кристаллических прямоугольников вырастали невысокие штыри белого цвета. Больше всего они походили на церковные свечи.

Костя развеселил Веронику, предположив, что это дезодорантные палочки, и он же действительно обнаружил в дальнем конце этажа помещение с колонной лифта. Как оказалось, лифт тоже работал. Мало того, он практически не отличался от земных механизмов этого рода. Даже панелька с окошечками этажей (конечно, значки в окошечках отличались от земных цифр) располагалась на стенке рядом с дверцей, открывшейся, как только гости подошли к ней.

Максим опробовал две кнопки, и вторая включила лифт на спуск.

Через минуту кабина остановилась.

Костя хотел было выйти первым, но Максим поймал его за локоть:

– Не торопись поперёк батьки в пекло!

Вышел, взяв автомат на изготовку.

Лифт высадил их в коридорчике, который вывел группу в холл, игравший ту же роль, что и земные холлы. Во всяком случае, интерьер зала был схожим, судя по наличию стоек, в том числе барной (как определил Костя) и для приготовления кофе. Чем стойки являлись на самом деле, было непонятно, однако на гостей повеяло чем-то земным, разбудив в них приступ ностальгии.

В центре холла стояла ещё одна статуя – женщина в пеньюаре (эпитет Кости) с тремя лицами.

– На тебя похожа, – добавил молодой человек. – Может, это твоя предка?

– Фантазёр! – рассмеялась Вероника. – Тебя в школе русскому языку учили? Что ещё за «предка»?

– Слово «предок» – мужского рода, а ты женщина.

– Надо говорить… – Вероника запнулась.

– Предательница?

– Дурак!

– Когда же ты повзрослеешь? – покачал головой Максим.

– Я умру молодым! – весело ответил Костя.

Выбрались наружу через раздвижные двери, открывшиеся мягко и бесшумно. На мгновение сознанием снова завладела мысль: «Ждали нас, что ли?» – и прошла.

Этот город в понимании земных горожан разительно отличался от знакомых им тем, что никаких улиц здесь не было вовсе. Скульптурные группы высотой до трёхсот метров возвышались там и тут без всякого порядка, а между ними располагались пустыри, покрытые уложенными рядами брёвнами. Ничего похожего на асфальтовые проспекты, шоссе и дорожки. Сплошные поля стволов деревьев, освобождённых от коры и плотно пригнанных друг к другу. И пахло на этой с позволения сказать «улице» древним тленом, замешенным на ароматах смол, засохших деревьев и трав.

– Очуметь! – прокомментировал свои впечатления Костя. – Это же сколько понадобилось леса на сооружение площадей? Как они здесь ходили?

– Вряд ли ходили, – усомнилась Вероника. – Ноги поломать можно.

– Странный музей. Построить столько зданий-изваяний и не предусмотреть удобства для подъезда экскурсантов? Ну и логика была у Амазонок!

– Это не музей, – сказал Максим, прислушиваясь к шёпоту интуиции.

– А что?

– Кладбище.

Костя изумлённо вытаращил глаза:

– Кладбище?!

– Погост. Только этим и можно объяснить наличие такого количества памятников и всю инфраструктуру.

– Но в каждой скульптуре расположен целый комплекс какого-то оборудования, лифты, офисы…

– Во-первых, не в каждой. Посмотри внимательно на соседнюю статую. Где ты видишь окна, этажную гарнитуру, отверстия, двери? Да и рядом та же картина. Если в этом здании имеется вход, то в тех, напротив, не видно ничего, сплошной камень.

– Не камень, – возразила Вероника. – Обрати внимание на узоры стен. Мы уже убедились, что все здешние жители, что Амазонки, что Демоны, выращивали все свои дома и машины из растений.

– Материал не имеет значения, главное – что у них внутри. Очевидно, центральное здание-статуя является каким-то административно-техническим строением, контролирующим всё кладбище.

– Разве Лес тебе не сообщил, что это кладбище? Ты же говорил, что на этом уровне стоит какая-то машина для прокладки шахт.

– Машина стоит. А Лес отвечает только на прямые вопросы, мы же о назначении шестого уровня ничего не знали и не спрашивали.

– Надо осмотреть остальные здания.

– Побереги ноги, – напомнила Вероника. – Брёвна, наверное, скользкие, все в трещинах. Да и времени придётся потратить много.

– На самолёте.

– Возвращаемся, – сказал Максим. – Позже слетаем, ты прав, надо убедиться в верности идеи.

На подъём вверх потратили несколько минут.

В главном зале «обсерватории» царила сосредоточенная тишина.

Карапетян столбом стоял перед консолью с какой-то разлапистой конструкцией на голове, напоминающей ветку ели с иголками серо-зелёного цвета, и не двигался.

Редошкин, стоявший в соседнем углублении, пытался оживить вторую консоль, тыкая пальцами в «ладонь» и разговаривая сам с собой. Некоторые окошечки под нажимом оживали, а после нажатия на квадратик с непонятным иероглифом из консоли вдруг выпала такая же «еловая ветка», какая была на голове Егора Левоновича.

– Наконец-то! – радостно вскинул вверх руки Редошкин. – Чего упрямился столько времени?

Он потянул к себе «ветку».

– Подожди, – бросил Максим от двери.

Редошкин оглянулся:

– Вернулись? А мы тут пирожками балуемся.