Многоножка

– Да? Да, Риммочка, да, – звонила Тамарина мама. – У меня она, сидит, пришла только что, сейчас чаем поить буду… В смысле, «сбежала»?! Пирожочек мой, не закатывай мне здесь истерик, с твоей дочерью полный порядок… Не на-а-адо приезжать, не надо! Сейчас мы с ней поговорим, и если нужно, мы вызовем такси. Я тебе перезвоню. Не нервничай!.. Я сказала – не нервничай, – повторила она терпеливо, – ничего с твоей Тамарой не случится. Я тебе перезвоню. Выпей чаю зелёного. Помогает.

Завершив свой разговор, она вернулась и села перед Тамарой с самым серьёзным выражением лица.

– И почему, внученька, мы маму расстраиваем? – спросила она самым укоризненным тоном.

Тамаре сразу же стало не по себе: бабушка была чуть ни единственным для неё человеком, чьи упрёки били в самое сердце, и от которых было неопровержимо стыдно и совестно, даже если она, в сути своей, ничего не сделала. Поэтому слушать такой тон было невыносимо. Скрывать от неё что-то или, тем более, врать – тем более.

Именно поэтому в тот момент Тамара почувствовала себя самой скверной дочкой на планете. Ну или хотя бы в округе Ветродвинска.

– Я… позавчера пришла домой и ноги сильно заболели. Утром поехали в больницу. Врач сказал маме, что я их перенапрягла. И что, если так дальше будет, то я могу стать инвалидом. Ну… На коляске ездить. Мама перепугалась. Сказала, что никакого «Стаккато». И запретила мне идти.

– И ты, конечно же, пошла, – резюмировала бабушка.

– И я, конечно же, пошла, – твёрдо кивнула Тамара. – Потому что я не могла не пойти! Мы собрались ставить спектакль, Шекспира. Туда только ребята набежали. Света сегодня прям духом воспрянула… И вдруг я сливаюсь – ну как ты это себе представляешь? Я не могу. Даже если бы захотела. Потому что я пообещала Свете, что сделаю что-нибудь. Потому что теперь на меня рассчитывают. Да, это может мне навредить. Но я забочусь о себе, как могу, стараюсь по мере возможности не напрягать ноги. И деньги не тратила сегодня – нас Агатин папа довёз.

Бабушка сочувственно вздохнула.

– Ну вот и что им с тобой делать, Тамарище? Конечно, правильно, что ты хочешь этой Свете помочь. Но вдруг ты непосильную ношу взвалила? Как ни крути – глупая ты ещё, переломаешь себе ноги, потом всю жизнь из-за «Стаккато» испортишь. Об этом ты думала? Поразмысли хорошенько, каково твоей маме. Ей ведь кажется, что ты из-за мимолётного увлечения себе будущее рушишь. Вот она тебя и останавливает. И правильно делает.

Тамара на мгновение повесила нос – а потом вспомнила свои ощущения в «Стаккато».

– Я думала, бабушка. Я это понимаю. И что она не понимает – я тоже понимаю. Но я была там. И я знаю, что сейчас «Стаккато» – это мой шанс встать на обе ноги.

У неё шевельнулся ком в горле.

– Я понимаю, что в это трудно поверить. Всё вокруг меня за неделю так сорвалось и завертелось. Я, возможно, и правда пообещала Свете то, что могу не смочь. Но там, в «Стаккато», я чувствую себя на своём месте. И это чувство не покидает меня, когда я нахожусь там, и когда я там не нахожусь. И дело не в каком-то определённом здании… И не в ребятах – они хорошие, но на их месте могли быть любые другие хорошие ребята. А дело в том, что там я впервые почувствовала…

«Без особой на то причины», – вставил свои пять копеек Стикер.

– …что я что-то действительно могу изменить, что-то могу сделать и кому-то помочь. И это ощущение не отступает от меня ни на шаг. Потому что там, в «Стаккато», я что-то по-настоящему значу. И чего-то стою. Пусть пока что самую малость. И именно поэтому я никогда не пожалею, что хожу туда! – завершила она.

В комнате на какое-то время воцарилась тишина. Слушательницы похлопали глазами и переглянулись.

– Вот она, вся Тамарка, – с довольной гордостью улыбнулась бабушка Людмиле Юрьевне. – Вишь, какие речи толкает? Только на сцене и выступать…

– Ты молодец, девочка, – серьёзно сказала та. – В твои годы ты необычайно взросло мыслишь.

– А кто говорит, что не молодец?! Я что ли?! – изумилась бабушка. – Конечно молодец… Но ты же понимаешь, что можешь как подняться на ноги – так и упасть на них так, что никогда и не встанешь?

– Встану, – упорно сказала Тамара. – Не будет такого, что не встану.

Бабушка лишь вздохнула.

– Ну что ж с тобой поделаешь… Позвоню я Римме, всё ей объясню. Если будет возражать – поживёшь у меня какое-то время. Только, Тамарка, учти: ежели я узнаю, что тебе стало хуже от занятий – я первая тебя оттуда силком вытащу, пискнуть не успеешь! Поняла?

– Да, – с благодарностью кивнула Тамара. – Я поняла.

* * *

На следующий день была суббота. И проснувшаяся на бабушкином диване Тамара решила начать делать то, что задумала.

«Но как?» – спросила она себя, вставая и потягиваясь. На кухне скворчало: бабушка что-то готовила. Аппетитно заглядывал в комнату запах яичницы и жареной колбасы. За окном светило солнце.