Многообразие Религиозного Опыта

Все эти определения отрицаются Дионисием не потому, что истина ниже их, а потому, что она неизмеримо превосходит их. Абсолютное может быть названо сверх – светлым, сверх – сущностью, сверх – возвышенным; слово "сверх" может быть, при определении его, прибавлено ко всякому названию. Мистики, подобно тому, как поступал Гегель в своей логике, стремятся к положительному полюсу истины при помощи метода абсолютного отрицания (Methode der absoluten Negativit"at) [251].

Вот причина, почему описания мистиков изобилуют таким множеством парадоксальных выражений. Например, Экхарт (Eckhart) говорит нам о тихой пустыне Божества, "где никогда нет никакого различия между Отцом, Сыном и Святым Духом, где никто не чувствует себя, как дома, но где, тем не менее, искра души находит более мира, чем в самой себе" [252]. Беме, говоря о Первоначальной Любви, пишет: "она лучше всего может быть уподоблена Ничему, так как она глубже всякой Вещи и является Ничем по отношению к другим вещам ибо ни одна из них не в состоянии понять ее. А так как, по отношению к другим вещам, она является Ничем, она свободна от всех вещей и представляет собою то единственное благо, которого человек не может высказать и выразить, так как нет ничего, с чем его можно бы было сравнить, нет ни одного выражения, при посредстве которого его можно было бы выразить" [253]. Другой мистик, Ангелус Силезиус (Angelus Silesius), говорит:

Gott ist ein lauter Nichts, ihn r"uhrt kein Nun noch Hier,

Je mehr du nach ihm greiffst, je mehr entwindet dir [254].

Этой отрицательной диалектике разума, представляющей собой нечто вроде, перехода к высшему виду утверждения, соответствует подобное же отрицание в сфере личной воли. Отречение от своего конечного "я" и его потребностей, иначе говоря, аскетизм является в религиозных переживаниях лишь вратами в более широкую и более возвышенную жизнь, – и эта моральная тайна всегда переплетается в произведениях мистиков с тайной интеллектуальной.

"Любовь, продолжает Беме, представляет собою Ничто, потому что, когда ты совершенно удалишься от того, что сотворено, от того, что видимо, когда сделаешься Ничем по отношению к природе и сотворенный существам, тогда ты обретешь себя в том вечном Едином, которое есть сам Бог и почувствуешь внутри себя высочайшую добродетель Любви… Величайшее сокровище для души – это перейти от Чего-то к тому Ничто, из которого могут родиться все вещи. Душа говорит здесь: Я ничего не имею, ибо я совершенно обнажена; я ничего не могу делать, ибо у меня нет никакой силы и я подобна разлившейся воде; я – ничто, ибо все, что я собой представляю, есть только образ существа, и в одном Боге я могу сказать о себе – я есмь; таким образом, находясь в своем Ничто, я воссылаю славу вечному Существу и ничего не хочу через себя для того, чтобы один лишь Бог хотел во мне, так как Он мой Бог и в Нем для меня все вещи мира" (Op. cit., pp. 42, 74).

По выражению Св. Павла, мы живем не сами, а Христос живет в нас. Только когда мы становимся ничем, Господь может войти в нас, и тогда уже не будет никакой разницы между Его жизнью и нашей [255].

Это преодоление всех преград, отделяющих человека от Абсолютного, представляет собою величайший из результатов мистического экстаза. Во время мистических состояний мы составляем единое целое с Абсолютным и сознаем это единство. Эти состояния представляют собой драгоценный опыт, свойственный всем мистикам, независимо от религии и страны, к которой они принадлежат. В индуизме, в неоплатонизме, в суфизме, в христианском мистицизме, в уитманизме мы слышим одни и те же ноты, встречаем неизменное единство в способах выражения мысли, благодаря чему обо всех выдающихся мистиках можно сказать, что они не имеют ни дня рождения, ни родины. Их неумолчная речь о единении человека с Богом предшествует всем языкам, но сами они никогда не стареются [256].