Многосказочный паша

— И ты смеешь еще повторять свой глупый вопрос, смеешь спрашивать, что бы делал я тогда! Слушай же: клянусь бородой пророка, что если халифу вздумается издать подобный указ, то я этой палкой перепробую спины всех багдадцев, пока не отыщу вас троих. Тебя и тебя, — продолжал он, бросая зверские взгляды на визиря и халифа, — я изобью так, что вы сделаетесь такие же черные, как (показывая на Мезрура) вон тот, а его, пока он не сделается столь же белым, как мясо этого теленка. Убирайтесь отсюда и не вздумайте попасть когда-нибудь в дом мой.

Гнев Юсуфа так забавлял халифа, а между тем он так боялся обнаружить это, что был принужден засунуть в рот полу, чтобы удержаться от смеха. Таким образом, осыпаемые градом проклятий и очень нелестных пожеланий, они вышли от водоноса.

— Клянусь бородой пророка, счастливы они, что убрались из этой западни! — заметил паша. — Да как осмелилась эта собака — плюю на могилу его матери — грозить побоями наместнику пророка?

— Но халиф был переодет, и Юсуф не знал его, — заметил Мустафа.

— Тот, кто бы осмелился угрожать мне, хоть и переодетому, клянусь бородой пророка, не получил бы помилования! — воскликнул паша. — Менунн, продолжай!

Уже светало, когда великий Менунн вошел через потаенные двери в сераль и удалился в свою опочивальню. После краткого сна он встал со своего ложа, совершил обряд омовения и вошел в диван, где уже собрался весь двор для встречи его. Однако голова его была занята только приключениями прошедшей ночи, и он, по окончании дневных занятий, велел позвать великого визиря, который после обычных поклонов вошел в комнату.

— Джаффар, — сказал халиф, — вели отдать городовому коменданту приказ, чтобы в продолжение трех дней никто не смел являться на базар с водой и что ослушники будут немедленно повешены.

Лишь только комендант Калид-бен-Талид получил приказ, как тотчас принял надлежащие мэры для обнародования его. Во все части города были разосланы вестники, объявлявшие волю халифа. Народ дивился такому указу, но слушался.

Юсуф, совершив утреннюю молитву, отправился к Тигру, наполнил свой бурдюк водой, взвалил его на плечи и хотел уже идти, как увидал одного из разосланных вестников. Он повиновался, проклиная всех муссульских купцов.

— Да будут прокляты собаки, предсказавшие мне прошедшей ночью это злосчастное повеление! О, если бы они попались мне теперь в руки! — воскликнул Юсуф. — Ведь только что заикнулись об этом, окаянные, гляди, оно и случилось!

Между тем как Юсуф унывал над своим бурдюком, подошло к нему несколько других водоносов, которые стали утешать его на манер друзей Иова.

— Нечего печалиться тебе, — говорил один. — Ты в один день зарабатываешь столько, сколько не заработать нам и в пять, притом же у тебя нет ни детей, ни жены. Пожалей вот обо мне бедном: у меня жена, дети, и прежде чем пройдут эти три дня, они уже умрут с голода.

Другой говорил:

— Мужайся, Юсуф! Пройдут эти три дня, и тогда, пропостившись это время, ты с большим удовольствием примешься и за свой кебаб и за свое вино.

— Притом, — прибавил третий, — не забудь, Юсуф, 'слов пророка, который наложил проклятие на души и тела тех, кто беспрестанно напивается.

Эти увещания до того взбесили его, что он уже готов был излить свой гнев на зубоскалов. Однако скрепился, гневно повернулся к ним спиной, поднял свой пустой бурдюк и тихими шагами пошел к мечети Зобеида, проклиная дорогой всех муссульских купцов до пятнадцатого колена. Проходя мимо большой бани, Юсуф повстречался с одним из банщиков, который был ему знаком. Тот, видя, что он не в духе, спросил о причине его горести.

— По милости нашего безжалостного халифа я лишен занятий на целые три дня; он угрожает повесить того из водоносов, который осмелится явиться с водой на базар. Ты знаешь, приятель, что я не имел никогда привычки откладывать на завтра ни одного гроша, и теперь мне придется голодать целые три дня и не промочить горла ни каплей вина.

— Которое ты так часто распивал со мной, — прервал банщик. — Долг платежом красен; теперь, если угодно, я разделю с тобой свою работу; она не требует ничего, кроме силы, а в ней у тебя, хвала Аллаху, нет недостатка. Тебе ничего не стоит взять в руки волосяной мешок и кусок мыла и тереть и выправлять тела правоверных. Твои здоровые мускулистые руки очень способны вертеть и ломать члены. Пойдем, ты поработаешь у нас три дня, а там, пожалуйста, займись своим прежним ремеслом.

— Твои утешительные слова глубоко проникли в мое сердце, — отвечал Юсуф. — Я иду за тобой.

Банщик ввел его в баню, велел раздеться, подвязал ему передник и снабдил мешком, тремя бритвами, пемзой для стирания мозолей на ногах, волосяным мешком и губкой. После чего он ввел Юсуфа в отделение, где, находилась горячая вода, и велел ему ждать, пока кто-нибудь его не потребует.

Юсуф не долго сидел на мраморной скамейке бани; его позвали к одному хаджи, на котором было столько грязи и пыли, как будто он только что воротился из долгого странствования.