Многоточие сборки

Шваброй помахать – нет проблем, плевать что грязно, уберу и будет чисто. Текстик кому-нибудь набрать тоже без проблем. Что-нибудь за лодыря-писателя написать – только дайте.

Куда хуже пришлось маме, которую пугала неизвестность. Пенсия еще нескоро, мы с братом не пристроены…

Попробовала газеты по ящикам раскладывать – тяжело, да и страшно, мало ли с кем в подъездах можно встретиться. Листовки по улицам раздавала…

А меж тем то тут, то там появлялись коммерческие ларьки с невиданным иноземным товаром. Шоколадные батончики, обилие вкусных ликеров, соки не в банках, а в симпатичных пакетах – все это так хотелось попробовать хотя бы раз.

В отсутствие средств мама ходила по городу, играя сама с собой в игру «что я куплю, когда появятся деньги».

Один раз подвернулось шить ватно-марлевые намордники, шили вместе.

В мою комнату по такому случаю были вкатаны две огромные, в метр в высоту катушки с марлей, вата размещалась в пакете почти с меня ростом.

Заказчица быстро показала, как следует резать марлю, начинять ее ватой, как сворачивать и затем прошивать.

Мы менялись с мамой: один день она подготавливала повязки, а я прошивала, другой наоборот.

До своей постели я добиралась ползком, через мягкие тряпичные валуны, занявшие все пространство комнаты.

В темноте комната выглядела как ущелье гоблинов. Я юркала в постель и засыпала в окружении чудищ, готовых ожить в любой момент, что караулили меня всю ночь…

Золотая лавина и волшебный дар

Однажды маме повезло – она устроилась товароведом в фирму, торгующую фруктами. До этого мы долгое время жили фиг знает как и на что, отчего у меня начался жуткий авитаминоз. Гноились и отваливались ногти на пальцах рук, время от времени поднималась температура.

Я продолжала репетиции у Понизовского, пока могла нормально танцевать, но то и дело задевала больные места, испытывая сильную боль. Из деликатности Борис Юрьевич делал вид, что не замечает моих страданий. Когда же гнойники появились на лице, пришлось оставить репетиции и сидеть дома.

Помню огромные сумки с фруктами, которые мама как работник фирмы покупала на работе по дешевке. Мама притаскивала домой эти неподъемные сумки каждый день, и затем фрукты золотой волной рассыпались по полу. Иначе загнили бы, так их было много.

Яркие после голодной зимы апельсины, невиданные прежде, сочащиеся соком нектарины, виноград.

Я выползала из своего убежища, брала себе самую здоровенную ветку винограда и уползала обратно.

Витаминов было столько, сколько и на юге нет, а получивший шок организм упорно не желал пробуждаться и жить.

Однажды во время этой затянувшейся болезни позвонили незнакомые ребята, прочитавшие мои стихи в газете «Алло». Поговорили. Слово за слово, меня пригласили на мой же квартирник. Мой вечер, который должен был проходить где-то на Васильевском, в большой коммунальной квартире устроителей.

Первая мысль – не идти, куда в таком виде?.. сменилась другой – а откуда им знать, какой я должна быть?

Язвочки уже были не ярко-красные, а те, что под носом могли сойти за слишком крупные и уродливые родинки. В общем, я решилась пойти.

…Я брела мимо Смоленского кладбища с папочкой стихов и невеселыми думами.

Шла и слушала неравномерное постукивание собственных каблуков, еще бы ему быть равномерным: на правом еще была набойка, а на левом уже нет. И каблук помялся так, что ни один сапожник не восстановил бы. Туфли разваливались, а других не было. И денег тоже не было. Начал накрапывать противный дождик, а я не могла даже сесть на троллейбус…

Уже месяца два мама получала за работу одними фруктами, мне же было не до поиска работы…

Проходя мимо часовенки, я вдруг взмолилась богу о том, чтобы подсказал, что мне дальше делать. Может, мои проблемы из-за того, что я пру не туда, куда надо? Может…

И…

Вдруг прямо передо мной на асфальте неведомо откуда возник пакет с парой черных изящных туфелек. Померила. Туфли пришлись мне тютелька в тютельку.

Как же расшифровать посланный мне ответ? Я надела новые туфли.

«Иди», – шевельнулось в голове.

И я пошла…

Цветики-цветочки

Все когда-то происходит впервые, первый шаг, первый крик, первая улыбка, первый поцелуй. Первый выход в свет, проникновение в новую для себя, манящую и притягательную среду, в общество, в котором хотелось бы остаться.

Примерно в 1984 году такой день настал и для Виктора Беньковского, тогда еще никакого не писателя, а программиста; не степенного, не толстого, а как раз наоборот – худого и сутулого молодого человека с черными длинными волосами и чуть виноватыми зеленоватыми глазами.

Тот день не сулил для Виктора ничего судьбоносного. Просто давно хотелось увидеть настоящих литераторов, да все возможности не подворачивалось. А тут его вдруг совершенно неожиданно пригласили на литературную тусовку, где можно будет поглазеть на настоящих поэтов-писателей и, авось, даже поговорить с кем-нибудь из них Когда еще такая возможность подвернется?

Впрочем, он заранее решил, что форсировать события не станет. Сядет где-нибудь в последних рядах и досидит до самого финала. А там кривая вывезет.