Многоточие сборки

В театре нет вторых дублей, нет возможности переиграть не удавшуюся сцену. Ты можешь явиться больным или пьяным, сыграть из рук вон плохо, и для кого-то, для зрителя, пришедшего на спектакль в первый и последний раз, это останется неисправимо плохо. Навсегда плохо, и ничего уже с этим не поделать!

Этот зритель, ох уж этот зритель, смотрящий спектакль всего-то один раз, запомнит его таким, каким увидит. Унесет в памяти, а затем расскажет, выдаст, ославит…

Зритель – это не искусствовед, который будет изо дня в день глядеть все твои спектакли, а потом глубокомысленно рассуждать, что вчера спектакль был агрессивным, ярким, шумным, тогда как, допустим, в среду – нежным и тонким.

Зритель сохраняет в памяти след от увиденного спектакля, слепок, изменить который не может, наверное, самый сильный маг. Поэтому в театре нужно быть включенным всегда, в любой момент; нужно гореть, любить, страдать, смеяться или умирать каждый раз по-настоящему.

Театр – грозный бог, который не прощает игры. Театр питается энергией жизни…

Но если в театр приходят критики, театралы, которые что-то в этом понимают и с которыми, на худой конец, можно договориться в антракте, объяснить, поспорить, чувствуя себя при этом интеллектуалом, то на наши клубные шоу заявлялись самые разные люди. Они хотели развлечься, и мы обязаны были их развлекать.

У нас бывали шоферы и клерки, хозяева ресторанов и банков, фотографы и молодые актеры. Завсегдатаи беседовали с хорошенькими девочками, устраивая свой собственный театр и не всегда реагируя на происходящее на сцене.

Ведь это тоже непросто – танцевать в зале, где люди заняты своими делами, разговаривают, отдают распоряжения по мобильникам, пьют вино, кушают. Непросто заставить эту развеселую толпу отвлечься от их занятий и смотреть на сцену, тем более что одна и та же программа идет изо дня в день, частенько по нескольку месяцев.

Иногда выучиваешь новый танец, подготавливаешь костюм, музыку и заменяешь старый номер на новый. Зритель с интересом начинает глазеть на сцену. Новое почти всегда интересно. А вы попробуйте быть всякий раз новой в старом!

Одни и те же зрители обречены три раза за вечер смотреть шоу. Зачастую они заранее знают, в каком месте номера танцовщица прыгнет, когда закрутится волчком или полезет на шест.

Заставить зрителей аплодировать номерам, к которым они привыкли, заставить давать за это чаевые – великое искусство!

Вне гастролей мне такой работы не хватало. Из-за этого, приходилось ли разово подхалтуривать на какой-нибудь дискотеке или же читать стихи в Союзе писателей, я тряслась, как заячий хвост, с ужасом слушая, как мое собственное сердце бьется все громче и чаще. Поэтому нужно было по-любому выходить на публику как можно чаще.

– Если ты будешь играть все время, каждую секунду своей жизни, – сказал как-то Антон Адасинский, – у тебя исчезнет синдром премьеры и ты будешь спокойна». При этом Антон имел в виду именно спокойствие, а не равнодушие; сам он никогда не играл с «холодным носом». – Если всю жизнь играешь, если живешь в своем волшебном мире, а не заходишь туда время от времени, никакого страха нет. Как нет страха возвращаться домой, где все привычно и любимо. Страха первого выступления, страха премьеры.

Поверили

После Японии нужно было где-то работать. Неонилла Самухина[54] открыла новое издательство, туда сразу же взяли мой роман «Интернат боли».

Должна заметить, что авторское название «Не называй меня дорогой» мне нравилось больше. Но редактор сказал, что «дорогой» могут прочесть как «дорога». Странно, вроде «Дорогой мой человек» никто с дорогой не связывал. Впрочем, неважно, поменяли, их право. Тем более, что мой редактор – поэт и прозаик Михаил Окунь[55] отнесся к тексту более чем лояльно. Не свирепствуя над текстом и советуясь со мной по поводу каждой запятой.

Узнав, что мои деньги с гастролей скоро кончатся, Михаил предложил мне попробовать поработать в «Калейдоскопе-Интиме», цветном бульварном журнале, печатавшем порнуху или, как говорили сами литераторы, – дрочилки.

Почему же нет? Прочитав несколько журналов, я уже приблизительно представляла, как следует подавать подобный материал, и быстро взялась за работу.

Первым делом выбор героя. Сразу же отмела самую простую идею – прописывать эпизоды из жизни проститутки, все равно для этого не было ни материала, ни соответствующего опыта. Отпадали бытовые истории с описанием стихийного разнузданного секса, здесь также следовало потренироваться во всех смыслах этого слова. Что тогда?

Во-первых, писать я решила от первого лица: когда я пишу от имени главного героя, возникает эффект исповеди и мне обычно верят, во-вторых, не стремясь выставить себя профессионалом, мне оставалось скользить по тонкой грани, описывая переживания неофита или, еще лучше, пусть и рискованнее, ребенка. Маленькой девочки, выросшей в неблагополучной семье с мамой, постоянно меняющей сексуальных партнеров.