Многоцветная магия

В первом классе Алла жутко боялась этих криков и не могла сдержать слезы, когда ее ругали. Во втором она перестала плакать и просто молча ждала, когда учителя выскажут все, что о ней думают, и разрешат ей вернуться за парту. А в пятом к ней пришло понимание того, что ничего, кроме крика, эти злобные, ненавидящие детей женщины ей сделать не могут. То есть, они, конечно, могли еще наставить ей двоек и исписать весь дневник замечаниями, но заставить Аллу хорошо к ним относиться это не помогло бы. Двоек же с замечаниями, так же, как и вызовов в школу родителей девочка перестала бояться еще раньше: отец к ней в школу не ходил вообще, а мама, если ей не удавалось от этого "отвертеться", только обещала учителям "как следует поговорить с дочерью", после чего вяло приказывала Алле впредь вести себя хорошо и тут же забывала о ее существовании. Поэтому к шестому году учебы Марченко уже не сжималась от учительских криков в испуганный комок, а с наглым видом смотрела им в глаза, приводя особенно скандальных преподавательниц в еще большее бешенство.

Так она повела себя и сейчас.

— Меня выгнали за то, что я пришла без сменки, — спокойно произнесла шестиклассница. — А в туфлях на физике сидеть холодно — там же мальчишки окно раскокали! Перед каникулами у нас почти все девчонки ходили простуженные!

Педагоги переглянулись, не зная, что ответить на такую неслыханную дерзость, но тут прозвенел звонок, и из всех классов разом вылетело по ораве радостно вопящих детей. Директриса недовольно скривилась и махнула рукой:

— Останешься в кабинете физики после уроков и будешь отмывать все парты. А мы с Ниной Харитоновной за этим проследим.

Алла чуть заметно пожала плечами и, развернувшись, зашагала к классу, из которого ее выгнали в начале урока, чтобы забрать оставленный возле двери рюкзак. Через минуту она уже лупила этим рюкзаком своего одноклассника, который, выбегая в коридор, пнул рюкзак ногой, а еще через две собирала рассыпавшиеся по полу школьные принадлежности и о полученном от директора наказании даже не вспоминала…

Нина Харитоновна Сизова ненавидела эту ученицу. Наглая, бессовестная девчонка, смеющая приходить в школу, обвешанная яркой бижутерией и с еще более ярким маникюром, смеющая быть молодой и красивой, да к тому же иметь довольно обеспеченных родителей! И умеющая не бояться пожилых бедно одетых учителей — этого преподавательница физики не прощала никому, и Алла Марченко не была исключением. А потому уборка физического класса грозила затянуться до самого вечера: дежурных Сизова отпустила и велела Алле вымыть не только парты, но и пол со стенами. Девочка, услышав такой приговор, вспыхнула, но сдержалась и не стала грубить, крайне разочаровав учительницу — та надеялась, что Марченко скажет еще какую-нибудь грубость, и тогда на следующий день ее можно будет точно так же заставить мыть другой кабинет, но Алла не дала ей повода увеличить наказание. Так что теперь Нина Харитоновна сидела за своим столом и молча наблюдала, как девочка оттирает нарисованные на партах сердечки и рожицы, перемешанные со всевозможными русскими и английскими ругательствами.

Впрочем, парты в кабинете Сизовой были намного чище, чем в большинстве других классов — ученики ее побаивались и рисовали на уроках физики редко. Поэтому Алла надеялась закончить уборку не слишком поздно: дома ее вряд ли стали бы ругать за долгое отсутствие, но назавтра ее классу уже задали кучу домашней работы, а она, к тому же, хотела еще забежать в гости к живущей в соседнем доме подруге…

— Как следует все отмывай! — прикрикнула на нее учительница, развеивая эти надежды. Марченко вздохнула и принялась еще старательнее тереть тряпкой надпись "Слава — козел". Главное — не пререкаться с толстухой, а то обязательно заставит делать еще что-нибудь, а ей после парт еще стены отмывать! Хотя стены в классе, похоже, совсем чистые, по ним можно будет просто для виду тряпкой поводить. А вот парты…

Надписи, сделанные ручкой, отмывались с трудом, сколько бы стирального порошка Алла на них ни сыпала. Они светлели, становились менее четкими, но заставить их полностью исчезнуть школьнице не удавалось. В то же время она не могла постоянно тереть только одну парту — Нина Харитоновна наверняка бы заподозрила, что что-то не так — и поэтому, приведя один стол в более-менее приличный вид, девочка переходила к следующему, надеясь про себя, что парты с оставшимися на них светлыми следами чернил, все же можно считать "условно чистыми".

Короткий зимний день давно закончился, и за окном было совсем темно, когда Алла, наконец, протерла последнюю парту, принесла из туалета полведра чистой воды и принялась за стены, а потом и за пол. Нина Харитоновна к тому времени уже не следила за ученицей настороженным взглядом, а что-то писала, и Марченко, пользуясь тем, что на нее не смотрят, быстро перевернула все стулья, поставив их сиденьями на парты и скрыв таким образом остатки не отмытой "живописи".