Если бы Юрий мог дрожать, он бы затрясся и от холода, и, в большей степени, от страха. Шанс не замерзнуть насмерть до утра у него, возможно, и был, но вот остаться после этой ночи здоровым ему не удастся! Наверняка схватит воспаление легких, а пальцы на правой руке отморозит до такой степени, что даже лучшие маги-целители не смогут их вылечить! Придется заново учиться все делать левой рукой, Лилит при взгляде на него будет испуганно вздрагивать, Альбина будет смотреть на него с жалостью…
Паника захлестнула молодого человека полностью, и некоторое время он вообще плохо осознавал, что с ним происходит. Роща, снег и черное небо над головой исчезли, весь мир заполнила одна единственная мысль: в двадцать шесть лет он станет изуродованным калекой, и это уже не изменить, он ничего не сможет сделать, чтобы предотвратить такой исход. Юрий всеми силами рвался из магического плена, но так и оставался неподвижно лежать в снегу, неспособный даже застонать от все возрастающей боли. Ну почему это случилось с ним именно зимой?! Почему они не подождали с экскурсией до лета, пока этот жестокий, этот медленно убивающий все живое снег не исчез, не растаял?!
По лицу Юрия потекли горячие злые капли — слезы бессилия и жалости к себе. И внезапно он успокоился: паника схлынула так же резко, как до этого навалилась на молодого человека, а обида за собственную несчастную судьбу сменилась чувством стыда. Да как он вообще смеет ныть, когда Лилит и Альбина находятся в куда более серьезной опасности?! Он может остаться без руки, а их могут убить, если уже не убили! Нет, он все-таки безнадежен, он всегда будет в первую очередь думать о себе, а не о других людях, даже самых любимых и близких. И именно поэтому Альбина никогда не сможет его полюбить — потому что у нее все наоборот, потому что окажись она на месте Юрия, она беспокоилась бы о детях и о нем, а о себе, скорее всего, вообще бы не думала!..
А потом Златов снова вернулся мыслями к тому, о чем думал во время своей безмолвной истерики, и снова едва не расплакался — на этот раз от радости. У него есть возможность дожить до утра и не заболеть — и если бы он не ударился в панику, как глупая кисейная барышня, он бы уже давно это понял! Снег, в котором он лежит и с которым соприкасается голой рукой — это та же вода, его стихия, то, что может не только убить и покалечить его, но еще и дать ему жизненную силу! Сколько угодно сил, хоть неделю на нем валяйся!
Тщательно сосредоточившись, сфокусировав все свои ощущения в правой кисти, Златов осторожно потянул из снега и льда энергию. Это получилось у него не сразу — слишком уж сложно было переключиться с ненависти к этому белому и пушистому веществу на хорошее к нему отношение и на веру в то, что оно может вернуть его к жизни. Но, в конце концов, Юрию это удалось, и он почти сразу почувствовал, как отступает мороз и по телу начинает медленно разливаться тепло, а на смену страху и отчаянию приходит приятное умиротворение. "Не уснуть бы!" — прикрикнул на себя Златов, но тут замерзшая рука, к которой начала возвращаться чувствительность, налилась такой резкой болью, что, если бы молодой человек мог, он наверняка бы закричал. "Ничего, — попытался утешить он себя, — раз болит, значит, с ней все в порядке, обморожение не сильное". Но это ему не помогло: боль продолжала усиливаться, и через несколько минут Юрий снова не мог думать ни о ком, кроме себя и своих страданий. По ледяным дорожкам, застывшим у него на щеках, опять покатились, растапливая их, жгучие капли. И только крошечный уголок его сознания продолжал помнить о том, что он должен тянуть из снега энергию, не останавливаясь ни на секунду — тянуть, несмотря ни на что, потому что это его единственный шанс остаться в живых.
А потом, спустя бесконечно долгую вечность, где-то вдалеке послышался знакомый Юрию голос, повторявший его имя. Златов хотел ответить, хотел крикнуть, что он здесь, у самой тропинки, что его совсем не трудно найти и он очень ждет, когда ему помогут, но губы так и не начали его слушаться, и он смог выдавить из себя только негромкий стон. И еще раз смертельно испугаться — на этот раз того, что долгожданный спаситель не найдет его и вернется обратно в Петербург, а он, Златов, снова останется наедине с холодом и болью.
— Слава Богу, живой! — над Юрием наклонилось обеспокоенное, но не слишком испуганное лицо Симеона Ольховского. Его лучшего друга, появлению которого Юрий, впрочем, никогда раньше не радовался настолько сильно.
Ольховский без лишних разговоров вытащил Златова из сугроба, несколькими быстрыми пассами вернул ему способность шевелиться и все так же молча взвалил его себе на плечо. Темный лес вокруг них сменился стенами уже знакомой Юрию кухни с резной деревянной мебелью и обитыми деревянной рейкой стенами. Он уже бывал у Симеона дома. Вот только в прошлый раз у него не было так душно и жарко…
— Ты как, стоять можешь? — Ольховский осторожно поставил своего друга на ноги, продолжая крепко держать его за плечи.