– Это французский, – предупредила она. – Я попробую перевести.
Они сидели на мраморных ступеньках у фонтана. Кристофер вернул Кате ее монеты.
– Этот колодец уже сам по себе великое открытие, – сказал он. – Я не возьму ваших денег. – Он обменялся с Катей и Миланом рукопожатиями. – Каким бы ни был ваш следующий шаг – желаю удачи. – С этими словами он ушел, оставив их у фонтана вдвоем.
– Я не понимаю, – вздохнул Милан, когда они перечитали записку в четвертый или пятый раз. Французский все еще давался ему с трудом. – Когда у Элоизы день рождения? Куда мы должны вернуться? И кто ее тезка?
Катя взяла Милана за руку и сжала.
– Все не так плохо, – сказала она. – Во всяком случае, никакой катастрофы. Главное, чтобы столько лет спустя род Сильвии еще продолжался, и кто-то смог прийти на это рандеву.
Она окинула взглядом длинные белые стены замка, его крутые крыши, острые башни. Она помнила поместье памятью Элоизы. Вечерами в этих окнах зажигали свечи. Элоиза сидела здесь, на этом самом месте. На этой самой ступеньке. Она сидела и разглядывала тени, и слушала голоса, и наслаждалась дуновением теплого ветерка с виноградников.
– Элоиза родилась 10 марта 1759 года, – сказала Катя. – Ее назвали в честь кометы. В честь Гелиоса. Комета Галлея. Это и есть ее тезка.
Милан переварил эту информацию.
– Значит, мы опоздали?
– В каком-то смысле, любимый. Всего на несколько лет. Комета возвращалась в 1835 году, а после этого – в 1910-м…
– А в следующий раз комета прилетит?.. – Вопрос Милана повис между ними в воздухе.
– …в 1986 году. Осталось подождать шесть лет. Мы ведь сможем подождать шесть лет, не так ли?
– И что мы теперь будем делать?
Катя поднялась на ноги и протянула ему руку.
– Мы пойдем на виноградники и заберем остальные монеты, – сказала она. – Не похоже, что потомки Сильвии в них нуждаются.
– А потом?
– А потом… – Катя улыбнулась. – Думаю, мы заслужили отпуск.
– Я бы хотел побывать в Лондоне.
– Я покажу тебе все достопримечательности.
6
Марианна
Марианна вспоминала прогулку Элоизы по Елисейским полям. Это было в день запуска воздушного шара. Она шла под зонтиком, прячась от солнечных лучей – солнце в тот день светило ярко. На площади Людовика XV они с Жозефом Монгольфье и двумя его сестрами сели в открытую коляску, которая отвезла всех четверых в Шато-де-ла-Мюэтт на окраине города, где они присоединились к толпе, напряженно затаившей дыхание, пока под воздушным шаром разжигали огонь и над горелкой клубился дым, а Пилатр де Розье и Франсуа Лоран, эти отважные воздухоплаватели, медленно, но верно поднимались в чистое небо.
Сегодня, когда Марианна и Антуан, утопая в грязи и конском навозе, продирались через ту самую площадь, где Элоиза садилась в карету, Антуан сообщил ей, что она была переименована в площадь Революции. Он рассказал, что именно здесь казнили короля и королеву Марию-Антуанетту; и Шарлотту Корде – ту самую дворянку, убившую Жан-Поля Марата, лидера якобинцев; и мадам Дюбарри, любовница короля, тоже сложила голову на здешней плахе; и многие другие. Очень, очень многие встретили свою смерть на этой площади. Антуан указал на то место, где раньше стоял эшафот.
– Я был слишком мал, чтобы часто посещать казни, – сказал он, – но только вообрази, сколько тут было крови. Ты когда-нибудь видела казнь?
Она видела свою собственную казнь – казнь Элоизы. Она видела дюжину тел, обезглавленных до нее, и каждую отрубленную голову толпа встречала аплодисментами и восторженным улюлюканьем. Элоиза не сопротивлялась. У нее были переломаны лодыжки. Она не могла стоять. Она мечтала о лезвии гильотины. И все же она была вне себя от страха.
– Это так будоражит кровь, – говорил Антуан. – Ничто и никогда не сравнится с этим переживанием. Стоит один раз увидеть, с какой легкостью человеческая голова отделяется от тела, как отрезанный кусок колбасы, и это перевернет твою жизнь. Если занять хорошее место в толпе, клянусь, можно увидеть самый миг, когда душа отлетает от тела и отправляется в преисподнюю.